за себя!
Седрик вмешался в их разговор:
— Может быть, в Кассарике все-таки можно остановиться на ночлег? Нас устроят даже скромные условия.
— Ни одна из здешних ночлежек не годится для почтенной женщины. Боюсь, друг мой Седрик, тебе придется потерпеть мое гостеприимство еще одну ночь. А теперь прошу меня извинить — мне нужно поговорить со старпомом. Начался очень заковыристый участок реки, перед самым городом. В тот год, когда змеи поднимались по реке, здесь пытались соорудить для них шлюзы. Бедным тварям это не особо помогло, а вот плавать с тех пор стало опасно. — С этими словами он спрыгнул на палубу и быстро скрылся из виду в темноте.
Элис смотрела вверх, на приближающиеся огни Кассарика.
— Не могу дождаться, когда наконец сойду с этой вонючей посудины, — проворчал Седрик.
Элис вздрогнула — столько яда было в его словах.
— Тебе действительно так не нравится этот корабль?
— Здесь негде уединиться, пища отвратительная, люди воспитаны немногим лучше уличных собак, а моя лежанка смердит тем, кто спал на ней прежде. Мне негде вымыться, бритье превращается в испытание, а вся одежда, которую я взял с собой, пропахла трюмной водой. Я не ждал особого комфорта в этом путешествии, но и не думал, что мы опустимся до подобного убожества.
Элис была потрясена его горячностью. А Седрик, видимо, принял ее молчание за согласие и продолжил:
— Ты же не станешь притворяться, будто наслаждаешься здешним так называемым гостеприимством, пусть даже в твоем распоряжении есть целая вонючая каюта. Этот пират не выказывает тебе ни малейшего уважения. Каждый раз я замечаю, что он пялится на тебя или называет тебя «милая», словно сидит в таверне, а ты — служанка, на которую он положил глаз. И он проводит с тобой куда больше времени, чем за штурвалом.
Элис наконец обрела способность заговорить:
— Ты думаешь, что это неприлично? Или что я своим поведением поощряю его?
— О, Элис, ты ведь должна понимать. — Из голоса Седрика пропали резкие нотки. — Я знаю, что ты не способна на бесчестный поступок, тем более с каким-то вонючим речником, который считает, что чистая рубашка — это та, которую он не надевал в последние два дня. Нет, я не обвиняю тебя. Ты очень решительная женщина. И ты поступила разумно, решив взглянуть на драконов, несмотря на то, что мы узнали о них. Мне просто ужасно неуютно на борту этого корабля. И хорошо, что ты понимаешь, каковы реальные обстоятельства, и передумала задерживаться в Дождевых чащобах.
— Седрик, прости меня! Ты не говорил ни слова, и я не понимала, насколько тебе плохо. Быть может, завтра ты найдешь нам подходящее жилье и сможешь вдоволь полежать в горячей ванне и вкусно пообедать. Если захочешь, отдохни подольше. Я уверена, что сумею сама переговорить с местным Советом, и вряд ли они откажутся выделить мне проводника для визита к драконам. Тебе вообще незачем идти смотреть на них. Раньше я думала, что буду вести с ними долгие разговоры, и мне бы потребовалась твоя помощь, чтобы записывать и делать наброски. Но теперь-то ясно: это будет не многим лучше прогулки в зверинец, так что нет смысла тебя мучить.
Элис, как могла, старалась не показать своей досады. На самом деле ей хотелось, чтобы Седрик был рядом, когда она встретится с драконами, и не только потому, что так ей будет спокойнее.
Она хотела, чтобы кто-нибудь видел ее там. Элис воображала, как они вернутся в Удачный и где- нибудь на торжественном обеде кто-то из гостей, возможно, спросит ее о путешествии к драконам. Она скромно скажет, что это было не такое уж интересное приключение, но тут Седрик возразит и, к ее удовольствию, расскажет всю историю как непосредственный свидетель. Она представила себя, в купленных специально для этой встречи черных башмаках и парусиновых штанах, шагающей по отмелям к чешуйчатым гигантам, и мысленно улыбнулась.
Но прежде чем идти к драконам, нужно посетить местный Совет торговцев, чтобы представиться и получить разрешение. Элис надеялась, что и там Седрик будет с нею. Неизвестно, с кем придется общаться в Совете, и она хотела войти туда, опираясь на руку Седрика, чтобы все видели: эта женщина достойна сопровождения такого красивого и обаятельного мужчины. Но он уже и так принес ради нее слишком много жертв. Пора отбросить свое тщеславие и подумать о нем.
Седрик выпрямился.
— Элис, я совсем не это имел в виду! Я рад твоему обществу и с удовольствием посмотрю, как ты встретишься с драконами. Извини, что заставил тебя пасть духом. Давай поспим, пока можно, а завтра с утра займемся делами. Тебе лучше отправиться со мной, когда я пойду подыскивать жилье, — не хочу оставлять тебя одну в незнакомом городе. Пусть капитан Лефтрин говорит что угодно, но мы не знаем, насколько здесь опасно. Найдем где поселиться и, как ты сказала, позавтракаем, примем ванну и переоденемся, потом вместе пойдем в Совет, а после — к драконам!
— Так ты не против пойти со мной? — Элис была удивлена неожиданной сменой настроения Седрика и не смогла сдержать радостную улыбку.
— Ничуть, — подтвердил он. — Я так же жду встречи с драконами, как и ты.
— Ну, все же не так! — Элис засмеялась. Она прямо посмотрела на него, зная, что в темноте не рискует выдать свои теплые чувства к нему. — Но это приятная ложь, Седрик. Ты так благороден: понимаешь, что значит для меня эта встреча, и без жалоб переносишь свое изгнание из Удачного. Когда мы вернемся, обещаю, я найду способ уладить все твои неурядицы.
Похоже, Седрик вдруг почувствовал себя неловко.
— Элис, в этом нет нужды, уверяю тебя. Давай я провожу тебя до каюты и пожелаю спокойной ночи.
Она хотела отказаться. Но это бы означало признаться самой себе, что ей нравится общаться с капитаном и что она надеется дождаться его здесь и еще немного поболтать. А Седрик уже дал ей понять, что не одобряет такие разговоры, поэтому не следует ставить его в неловкое положение, заставляя бодрствовать и присматривать за нею. Элис поднялась с кресла и приняла его протянутую руку.
Синтара проснулась в темноте. Мрак напугал ее — ей снилось, что она летит в синем небе, полном солнечного света, над сверкающим городом возле широкой реки, синей с белым. «Кельсингра», — пробормотала Синтара. Она закрыла глаза и попыталась вернуться в свой сон. Вспомнила высокую башню в центре города, большую городскую площадь, танцующие фонтаны и широкие низкие ступени, ведущие в главные здания. Стены были украшены фресками — изображениями Старших и драконьих королев. Кто-то из предков Синтары помнил, каково было спать, распростершись на этих широких ступенях, наслаждаясь жаром, исходящим от солнца и камней. Как приятно было нежиться там, едва обращая внимание на двуногих, спешащих куда-то по своим делам! Их голоса походили на журчание реки вдали.
Синтара снова открыла глаза. Сон не возвращался, а воспоминания были тусклыми и обрывочными. Она слышала, как бормочет река в илистых берегах, а еще — как громко дышат спящие рядом драконы. Между сном и реальностью не было ни малейшего сходства.
Меркор с неукоснительной точностью следовал плану. Он никогда не пересказывал людям слухи напрямую. Он всегда устраивал так, что драконы как бы случайно заводили речь о чудесах Кельсингры, когда поблизости оказывались люди. Однажды это произошло при рабочих, тащивших из погребенного города красивую раму от зеркала. Синтара узнала материал рамы — странный металл, который начинал светиться от прикосновения. Меркор бросил взгляд на раму и заметил, обращаясь к Сестикану: «Помнишь зеркальную палату во дворце королевы в Кельсингре? Более семи тысяч драгоценных камней украшали одни только потолочные зеркала. А какой свет и аромат от них исходил, когда появлялась королева!»
В другой раз это было при охотниках, которые принесли драконам вонючие останки оленя. Принимая свою до горести малую долю, Меркор обронил: «Кажется, возле королевского зала в Кельсингре стояла статуя лося, помните? Из слоновой кости, в золоте, а вместо глаз — два огромных черных самоцвета. Помните, как они сияли, когда статую приводили в движение? И как этот лось рыл копытом землю и вскидывал голову, если кто-нибудь входил в королевские покои?»
Ложь, все ложь. Если эти сокровища и существовали, Синтара о них не помнила. Но каждый раз люди