ему в тягость. Что же касается самой Элис, она поразилась, узнав, кого муж назначил ей в сопровождающие. Какая глупость! Если заботой Геста была ее репутация, зачем же давать ей в компаньоны молодого мужчину? Но муж не снизошел до объяснений — как это часто бывало, когда он единолично решал что-то за нее.

— Я предоставляю Седрика в твое распоряжение на время поездки в Дождевые чащобы, — отрывисто уведомил ее Гест, войдя в столовую на следующее утро после их ссоры. Не присаживаясь к столу, муж начал собирать на поднос еду и посуду. — Можешь пользоваться его услугами, как сочтешь нужным, — добавил он.

Когда вошел Седрик, Гест даже не взглянул на него и лишь заметил:

— Он должен будет подчиняться твоим приказам. Защищать тебя. Развлекать. Все, что ты от него пожелаешь. Уверен, он будет тебе приятным спутником.

Последние слова были произнесены с таким презрением, что Элис вздрогнула. Гест покинул столовую. Повернувшись в замешательстве к Седрику, Элис была поражена его удрученным видом. Все ее попытки завязать с ним разговор, пока он собирал себе завтрак, оказались безуспешны.

Гест, не дожидаясь ее отъезда, отправился в очередное торговое плавание. А до отбытия был постоянно занят. В сопровождающие себе на этот раз он пригласил двух молодых друзей. В последние дни перед отъездом Гест постоянно гонял Седрика с поручениями: заверять дорожные документы, забирать заказы, закупать изысканные вина и яства для долгого пути. Элис было жаль Седрика — происходящее явно огорчало его. С приготовлениями к своей поездке она старалась справиться самостоятельно, чтобы несчастный секретарь мог хоть немного отдохнуть.

И все же она ничуть не сожалела о том, что решила отправиться в это путешествие. Конечно, странно, что Гест назначил ей в спутники Седрика, но вообще-то такой поворот событий ей понравился. Элис предвкушала, как старый друг разделит с ней новые впечатления, которые ждут их в дороге, как они увидят драконов. Седрик, хотелось ей думать, радуется не меньше ее.

Но на самом деле все время перед их отъездом и особенно после отбытия Геста Седрик был мрачен, а иногда даже необычайно резок с ней. Он подчинился указанию Геста и покорно являлся каждый день к завтраку, чтобы доложить, как продвигается подготовка к поездке, и получить поручения на день. Они разговаривали друг с другом — но не беседовали. За несколько дней до отплытия Седрик попросил ненадолго отпустить его — поужинать с одним из калсидийских торговых партнеров Геста, неожиданно приехавшим в Удачный. Элис с радостью выполнила просьбу, надеясь, что это его подбодрит. Но наутро, когда она поинтересовалась, как прошла встреча с Бегасти Коредом, Седрик быстро сменил тему и сам нашел себе десяток дел на предстоящий день.

Элис надеялась, что Седрик повеселеет, когда они окажутся на борту «Совершенного». Однако первые дни путешествия он провел затворником в своей каюте, ссылаясь на морскую болезнь. Элис этот предлог показался сомнительным: Седрик так часто путешествовал с Гестом по морю, что его желудок давным-давно должен был привыкнуть к качке. Она решила оставить секретаря в покое, занялась осмотром живого корабля и попыталась свести знакомство с командой. И когда сегодня Седрик присоединился к ней на палубе, очень обрадовалась. Было так приятно снова говорить с ним, хоть последний вопрос и прозвучал довольно грубо.

— Это был единственный корабль, на котором оставались места для двух пассажиров, — призналась Элис.

— А-а… — Седрик немного поразмыслил над ее ответом. — Так ты солгала Гесту, когда сказала, что уже позаботилась о дороге?

Он говорил без обиняков, не то чтобы обвиняя, но уязвляя. Элис отступила, однако не сдалась.

— Это была не совсем ложь. Я все обдумала, просто не сразу купила билеты. — Она взглянула на взбаламученную серую воду. — Не скажи я, что еду, он бы снова сделал вид, будто меня с моими просьбами не существует. Или отделался бы пустыми словами. У меня не было выбора, Седрик.

Элис повернулась к нему. Несмотря на хмурое выражение лица, Седрик, в белой рубашке и синем сюртуке, выглядел весьма элегантно. Морской ветер перебирал ему волосы, бросая пряди на лоб. Она улыбнулась.

— Прости, что втянула тебя в мою ссору с Гестом. Я знаю, ты поехал в это путешествие не по своей воле.

— Вот именно. И я не стал бы путешествовать на проклятом корабле.

— Проклятый корабль? Этот?

— «Совершенный»? Не смотри на меня так, Элис. Все в Удачном знают об этом корабле и о его репутации. Он переворачивался и губил всех, кто был на борту… Сколько же?.. Кажется, пять раз… — Седрик покачал головой. — А ты купила нам место на нем!

Элис отвернулась. Она вдруг неожиданно остро ощутила доски фальшборта под руками. Фальшборт, как и большая часть корабельного корпуса, и носовая фигура, был сделан из диводрева. Совершенный был живым кораблем, и не просто живым, а пробудившимся, так что его носовое изваяние разговаривало с командой, владельцами груза и портовыми грузчиками. Насколько знала Элис, живые корабли слышали каждое слово, сказанное на борту. Отблески света, дрожащие на дереве под ее руками, действительно рождали ощущение, что корабль — живое существо. И Элис твердо ответила:

— Это случалось, но, я уверена, вовсе не пять раз. И было давно, Седрик. Судя по тому, что я слышала, этот корабль с тех пор стал иным и куда более счастливым.

Она бросила на спутника взгляд, умоляя или молчать, или сменить предмет разговора. Седрик лишь отстранился, в замешательстве приподняв изящные брови.

— Я понимаю, что такое диводрево, поэтому не могу обвинять его в содеянном, — продолжила Элис. — Разве это не чудо, что живые корабли, осознав, кем именно и как они были созданы, так быстро оправились от потрясения? То, что сделали мы, торговцы, непростительно. На месте кораблей я вряд ли была бы так же милосердна.

— Я не понимаю. За что им обижаться на нас?

Элис чувствовала себя все неуютнее — ей казалось, что она читает Седрику лекцию в защиту «Совершенного».

— Седрик! Жители Дождевых чащоб находили оболочки, в которых спали драконы. К сожалению, они понятия не имели, что это такое. Они считали, будто обнаружили огромные стволы хорошо выдержанного дерева — единственного дерева, которому оказалась нипочем вода здешней реки. Поэтому они распиливали это якобы дерево на доски и строили из него корабли. А когда в сердцевине бревен обнаруживалось что-то странное, явно не похожее на дерево, то люди попросту выбрасывали это. Недоразвившихся драконов вырывали из их оболочек и обрекали на смерть.

— Но они, несомненно, уже были мертвы, пролежав столько в темноте и холоде.

— Тинталья не умерла. Чтобы вылупиться, ей потребовалось лишь немного тепла и солнечного света. — Элис замолчала, чувствуя, как в горле поднимается непрошеный комок. — Если бы мы поняли это раньше, драконы вернулись бы в мир куда быстрее! — с неподдельной горечью добавила она. — Но мы лишили их истинной формы. Распилили их плоть на доски и построили корабли. На них светило солнце, а рядом подолгу оставались одни и те же люди с их мыслями, чувствами и памятью. И от всего этого создания из диводрева пробуждались — уже не как драконы, а как живые корабли.

Она снова умолкла, пытаясь побороть ужас. Подумать только, что по неведению своему натворили люди!

— Элис, друг мой, мне кажется, ты напрасно себя мучаешь.

Тон Седрика был скорее мягким, нежели снисходительным, однако она чувствовала, что ее спутник если и сопереживает ей, то едва ли испытывает сострадание к драконам, погибшим до рождения. Это удивило ее. Обычно он бывал весьма чувствительным, и такая безучастность по отношению к живым кораблям и драконам привела ее в замешательство.

— Госпожа моя?

Она вздрогнула — тот, кто к ней обратился, подошел сзади совсем беззвучно. Обернувшись, Элис увидела молодого палубного матроса.

— Привет, Клеф. Ты что-то хотел?

Матрос кивнул, потом мотнул головой, отбрасывая с глаз челку, высветленную солнцем до песочного