смыться. От него смылся, ясно, хулиганская братия меня не пугала. Зомбеку я ничего не сказал…

Я попросила рассказать, что именно они вынесли из дома Фреди и передали кудлатому нанимателю. Дойда попытался припомнить.

– Не так чтобы очень уж много и вынесли, ведь ему нужны были только карты. Ну, два атласа, потом большая папка с картами, какие-то карты отыскали мы в ящиках письменного стола. Вроде туристические карты, старые, даже порванные. В конверте попались нам две фотографии карт, так мы их тоже прихватили.

– А этот конверт где обнаружили?

– В книгах. Ну вот, вроде и все.

– Немного, – сказал мне Мачек. – Видно, и в самом деле уничтожили…

– А на антресолях вы не искали? – спросила я Дойду.

– Нет, мы и не знали, что там есть антресоли. И без того несколько часов прокрутились, пока все книги перетряхнули…

Не смущаясь присутствием Дойды, я сказала Мачеку:

– Возможно, у него и в самом деле осталась та одна карта. И я совсем не уверена, что она у него от Настермаха.

– Я тоже, – согласился со мной Мачек.

– Показал тебе карту, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь на Хоэнвальде.

– Ну, ладно. А теперь, парень, расскажи нам о Гоболе.

Дойда опять тяжело вздохнул.

– Все было почти так, как я сейчас ментам рассказывал. Я его действительно встретил в лесу, только это уже было не первый раз. Я его и раньше знал.

– Вот об этом, сынок, и расскажи нам подробней!

– После того, как мы уже сделали работу по заказу этого кудлатого, и до того, как нас замели, укрылись мы с Зомбеком на одной малине. Там вечно колготился народ, любил Зомбек компанию, водка со стола не сходила. Я там и половины людей не знал. И вот раз приходил один, как раз никого не было, только я в углу кимарил, и еще один и храпел без задних ног. Тот спрашивает: а эти кто? Зомбек отвечает – свои ребята и пьяные в стельку. Ну они и стали говорить о картах. Опять о картах! Зомбек говорит – об этой пакости больше и слышать не хочу, а тот, оказывается, знал о нашей работе для кудлатого и пригрозил Зомбеку выдать нас. Тот было в амбицию ударился, да быстро договорились, пошептались еще о чем-то, а потом тот говорит – надо брать карты у Гоболы, живет в Легнице такой, за те карты много дадут. Зомбек упирался, дескать, места незнакомые, он привык промышлять здесь, в Варшаве. Сам не хочешь ехать в Легницу, говорит тот хмырь, дай верного человека. И Зомбек обещал дать. Мне все это было до лампочки, слушал я вполуха. Только потом, когда уже дал деру, подумал – стоило бы этого Гоболу предупредить…

Дойда оборвал рассказ и, помолчав, устало добавил:

– Не хочу я сидеть! Сделал глупость по молодости, с меня достаточно. Вот и решил рвать когти, бежать от всей этой кодлы куда подальше.

Мы с Мачеком всецело одобрили похвальное стремление молодого человека к честной жизни. Приободренный, он продолжал:

– Приехав в Легницу, я дня через три отправился к Гоболе. И с ходу выложил: кое-кто собирается выкрасть у тебя карты, дескать, будь готов. Тот начал крутить – какие карты, нет у меня никаких карт. Я ему и говорю – это не интересует меня, это твое дело. Но вот есть такой человек, который жутко интересуется картами, меня с дружком тоже подбивал, чтобы мы их раздобыли, мне лично все это до лампочки, только не нравится такая история. Впрочем, мое дело предупредить, а там пусть поступает как знает. Гобола вякал- мякал, что ничего не понимает, но все равно мне благодарен. На том мы и расстались, я не сказал ему, кто я, и адреса своего не оставил. А потом, уже года через два, мы встретились в лесу и разговорились. Тут уже он ко мне со всем доверием, ну, я и спросил, чего это всех интересуют карты, сокровища, что ли, ищут, на картах обозначенные? Он мне на то – молод ты и глуп, карты это немецкие, много горя с ними связано и еще много могут человеку принести, так что держись, кореш, подальше от них. А мне что, я так просто спросил. Меня тогда больше всего заботило продержаться без сучка и задоринки четыре года, я в пивную боялся зайти, не дай Бог, впутаешься еще в какую малость и получишь на всю катушку! И когда этого второго хмыря тут встретил, мне аж нехорошо стало. Гоболе я тут же о нем сказал…

Не знаю, почему Дойда так разоткровенничался с нами. То ли своим благородным поступком на шоссе и в милиции мы убедили его, что порядочные люди, то ли просто намолчался за эти четыре года и теперь надо было человеку выговориться.

– Погоди, кого ты тут встретил? Кудлатого?

– Нет, того, что приходил в малину к Зомбеку.

– Выходит, так и не нашел наемника и сам приехал, – предположил Мачек.

Я вытащила из сумки несколько фотографий и показала их Дойде.

– Вот этот! – ткнул он в мужчину на одной из них.

– Что этот?

– Вот этот самый! – взволнованно повторил парень, тыкая в Михалека с макетом. – Только старше. То есть тут молодой, а теперь стал старше. Ну кудлатый же.

– С ума сойти, – только и произнес Мачек.

Я тоже была потрясена. Михалек в обезьяньих кудлах, вступающий в контакт с преступным миром против Фреди, в доме которого бывал!

– А второго здесь нет? – захотела убедиться я, все равно терять нечего.

Второго нанимателя Дойда не нашел, хотя все фотографии просмотрел самым внимательным образом. Весь улов составил Михалек. И то хлеб.

На этом историческая беседа на полянке закончилась. Я подвезла парня до дома и выпустила из машины. Следующим на повестке дня был Зефусь.

Лесничий Зефирин Ментальский в таком ужасе попятился при виде Мачека, словно перед ним появился выходец с того света.

– Гжегож! – прохрипел он. – Ты же помер! Свят, свят… При мне тебя смертельно ранило… Собственными руками я поставил крест на твоей могиле!

У меня мороз пошел по коже. Надо же, а я столько лет знаю Мачека, и всегда он выглядел как живой!

Мачека совсем не смутил неожиданный прием. Напротив, он расцвел, как утренняя заря, и радостно воскликнул:

– Я тоже вас узнал! Надо же, столько лет… А погиб мой старший брат Гжегож. Ведь вы Ветер, правда? Помню вас, как же! Совсем сопливый щенок, зареванный и грязный как черт, правда? Ну, вспомнили?

Лесничий с трудом приходил в себя. Внимательно оглядев Мачека и даже на всякий случай пощупав, он все не мог успокоиться.

– Надо же, такое сходство! Ты теперь старше, чем Гжегож тогда.

– А мы все были похожи друг на друга! – все так же радостно объяснил Мачек. – Четыре брата нас было, двое в партизанах погибли, и все четверо – как близнецы, только ростом и отличались. Какая встреча! Я и не знал, что настоящее имя Ветра – Зефирин. А, понимаю, зефир, потому и дали кличку Ветер. А как вы жили все эти годы?

– Сразу из партизан в армию вступил, так что последние месяцы войны воевал в рядах Войска Польского, но до Берлина не дошел – ранило меня…

Я тихонько стояла в стороне, стараясь не привлекать к себе внимания, боясь помешать встрече старых товарищей по оружию. Как хорошо, что Мачек поехал со мной! Ну что бы я сейчас плела этому Ветру-Зефирину? Да он бы меня и слушать не стал, еще бы собак науськал…

А бывшие бойцы Польского Сопротивления целиком погрузились в воспоминания, забыв обо всем на свете. Я узнала, что Зефусь и брат Мачека были такими друзьями, такими друзьями… Сколько раз спасали жизнь друг другу во время Варшавского восстания! Именно тогда сопляк Мачек и путался у них под ногами, пока старший брат за ухо не вытащил его из пекла.

Совместное боевое прошлое проложило путь в настоящее. Лесничий Ментальский принял нас как близких друзей, не было необходимости прибегать к байкам о памятнике на могилке. Я коротко изложила