взломщика, тот схватил первое, что попалось под руку, и трахнул по голове Гоболу. Говорят, видели тут человека, крутился вокруг дома, нездешний, подозрительный какой-то. Вчера тоже здесь был, мог узнать, что Пясковская уехала к сестре, сейчас милиция его ищет.

Я вернулась к машине, села, закурила. Вскоре и Мачек вернулся.

– Что это, как ты думаешь? – заговорила я после долгого молчания. – Случайность? Просто не везет нам?

– Его убили, потому что он много знал! – ответил Мачек. – Никакая не случайность.

– Знал! Он уже тридцать лет знал и был живехонек!

– Не случайно он исчез из поля зрения шайки. И вот они его разыскали и ликвидировали. Или, может, просто не хотели, чтобы мы с ним встретились?

Неужели такое возможно? Заинтересовались нами? Я почувствовала, как похолодели руки. Да нет, не может быть!

– Зачем ты меня пугаешь? – обрушилась я на Мачека. – Где-то в этих краях околачивается Дойда. Один раз он уже был взломщиком, теперь его наняли второй раз и опять велели искать карты. А Гобола застал его неожиданно…

– …и тот от неожиданности прикончил беднягу! Не хотел стать рецидивистом, вот и убрал свидетеля? Может, нам следует поискать этого Дойду и увидеться с ним до того, как его найдет милиция.

– И что ты у него станешь спрашивать? Будешь по-дружески советовать признаться?

– Не знаю, там решим, сначала надо найти. Слушай, а нет ли тут какой связи… Дойда сбежал в лес, а тот самый… как его… Пикус… Фикус…

– Зефусь, если не ошибаюсь.

– Да, Зефусь стал лесничим…

– И Дойда приехал к нему? Возможно. Нужно его разыскать.

В Управление лесным хозяйством мы приехали поздно, рабочий день закончился, и в здании застали только уборщицу. Разговаривала с ней я, выдумав очередную сагу: приехала я сюда по просьбе сестры Дойды, которая хочет знать, как поживает братец, а главное, не связался ли с какой неподходящей бабой, парень ведь такой влюбчивый… С удовольствием отложив в сторону веник и тряпку, уборщица охотно поддержала разговор, хотя Дойду почти не знала, только слышала о нем, но зато могла сказать, в каком лесничестве тот работал и чем занимался. «Деревья считал. Сколько на выруб предназначено, сколько вырубили, сколько вывезли, сколько сгноили. Все считает. А тамошняя лесничиха мне золовкой приходится, так я расскажу, как до нее добраться».

Пока я беседовала с уборщицей, Мачек изучил висевший на стене список лесничих и лесников, кивнул в знак того, что можно закругляться, я распрощалась со словоохотливой уборщицей, и мы отправились в путь.

– Ты что так долго списки изучал? – поинтересовалась я.

– Так ведь пришлось определять по именам, – пояснил Мачек. – Было там несколько Зигмунтов, Зенонов и, представляешь, один Зефирин!

– Зефирин, уменьшительное Зефусь, подходит! Надеюсь, ты запомнил фамилию и адрес.

Поскольку в ведении Зефирина Ментальского находился наиболее отдаленный участок, почти у самой пущи, мы начали с более близкого Дойды.

Уже наступил вечер, когда я остановила машину у калитки перед домиком лесничего. На крыльце три женщины так взволнованно обсуждали какую-то проблему, что не заметили нас, пока мы не подошли к самому крыльцу. Я спросила, где можно увидеть пана Дойду.

– Смилуйся над нами, дева Мариям, – вскричала самая толстая из дам, воздев руки к небесам.

– Ну и угодили же вы, – вскричала самая тощая.

Мне стало нехорошо. И тут какое-то несчастье? Что за день! Мачек лучше меня владел собой, он смог задать вопрос:

– А что случилось?

– Вы, собственно, почему им интересуетесь? – спросил мужчина, которого мы спервоначала и не заметили среди баб.

Мачек попытался воспроизвести мою сагу о заботливой сестре, но, поскольку невнимательно слушал, когда я вешала лапшу на уши уборщицы, рассказ получился не столь гладким. Впрочем, бабы не дали ему закончить, их просто распирало желание поделиться сенсационными новостями. Самая толстая поспешила обрушить их на меня:

– Проше пани, до сегодняшнего дня я бы слова злого не сказала о парне, культурный, работящий, непьющий…

– И кто бы мог подумать! – перебила ее тощая, но толстуха не позволила оттеснить себя на задний план.

Из их эмоциональных выкриков мы поняли, что Дойда, слава Богу, жив и здоров (я боялась – опять труп), но его забрала милиция. Только что! Вот только что! Парень два дня работал на участке, едва вошел в дом, поесть не успел, как приехала милиция и забрала его! Как преступника какого! А еще обыск сделали в его комнате и сарае, где он держит свой мотоцикл. И всех расспрашивали, не может ли кто сказать, где парень сегодня был, не видел ли кто его. А никто не видел, он только что из лесу вернулся. Подумать только, вполне приличный на вид, казалось, мухи не обидит, что он такое мог натворить?

Мы с Мачеком дружным дуэтом подтвердили – парень порядочный, наверняка какая-то ошибка, разберутся, отпустят. Нас охотно приняли в теплую компанию на крылечке, и мы принялись обсуждать происшествие и превозносить моральный облик безвинной жертвы милицейского произвола.

В непринужденной беседе удалось многое выяснить. Работа у Дойды была такая, что он не бывал дома по целым суткам, особенно когда выезжал на дальние делянки, тогда там и оставался ночевать. Работал добросовестно, главное не пьяница, и с хулиганьем не задавался, держался от них на расстоянии. Боялся, видно, опять влипнуть в какую-нибудь историю. Тут недавно к нему какой-то человек приезжал, спрашивал, она, лесничиха, сказала – парень у себя, пройдите в его комнату, тот прошел и сразу спустился, никого, говорит, нет, комната заперта. А она вроде видела, как Дойда к себе поднялся. Тот человек подождал, да и уехал не солоно хлебавши. А Дойда на другой день признался, что как увидел гостя, так и сбежал, потому что это нехороший человек только и знает, что выпивать и дебоширить, ему таких дружков не надо. И если он еще заявится, чтобы говорили – он, Дойда, надолго уехал. Лесничиха все удивлялась – а говорят еще, молодежь пошла плохая, вон у парня больше ума в голове, чем у некоторых пожилых, не будем указывать пальцем… Ведь тот мужчина тоже хочет втянуть молодого в плохое дело, хотя сам ему в отцы годится. А Дойда от него прямо-таки сбежал, по решетке из окна спустился, вот так!

Без лишних расспросов нам удалось выяснить, что подозрительный алкоголик появился приблизительно месяц назад, потом притащился второй раз, но тогда Дойди действительно не было дома. И еще один незнакомый повадился ходить к парню, но тот не тянул в кабак, так что перед тем Дойда не скрывался. И тоже намного старше парня.

На обратном пути в город мы с Мачеком обсуждали услышанное. Обсуждение продолжили уже в гостинице. Первый пункт дальнейшей программы наших действий наметили еще до того, как закипела вода на чай – как можно быстрее отыскать Зефуся. Раз уж нас так преследует судьба, не давая пообщаться ни с одним из нужных лиц, надо поспешать. А в ту глушь, куда сбежал Зефусь, разумнее явиться средь бела дня, неразумно разыскивать человека в чащах и пущах по бездорожью в темноте.

– И еще не мешает нам согласовать наше вранье, а то у меня путаются твоя родственница с сестрой, – признался Мачек. – Хотя родственница твоя, я имею право что-то и перепутать.

– Это же так просто! – удивилась я. – Родственница с памятником на могилке относится к Гоболе, сестра – к Дойде. И тоже имеешь право кое-что перепутать, потому что с сестрой общалась тоже я.

– Очень хорошо! – обрадовался Мачек. – А теперь давай разработаем план действий на завтра.

Наш прекрасный план не удалось осуществить из-за милиции. Она прихватила нас за завтраком в ресторане гостиницы.

К нашему столику подошел милиционер в звании старшего сержанта, извинился, попросил разрешения присесть за наш столик и стал задавать вопросы.

– Я, конечно, извиняюсь, не из Варшавы ли вы приехали?

Мы подтвердили – да из Варшавы.