На другой день я играла в покер и не позвонила.
Шкловский стал говорить Вете что-то такое про Тынянова. Вета прервала:
— Мне надоело, что вы предаете Юрия и всех... Вы обожаете неудачи ваших друзей...
— Разве? — Он задумался. — Действительно, Юрия предаю. Борю? — тоже предаю.
— Гинзбург предаете?
— Гинзбург, — он поморщился, — предаю немножко.
— Меня предаете, — сказала Вета, — я знаю, вы говорите всем: нехорошо живет Вета, скучно живет... Прощаясь, он сказал ей:
— Передайте Люсе, что я ее очень люблю и предаю совсем немножко.
Житков сказал про Ильина: «Брат Маршака и сам в душе Маршак!»
Прочитала с большим опозданием «Восковую персону». У нашей критики — дикой, глупой, подхалимствующей и предающей — есть чутье на вещи с социальным значением. Социальное значение, даже неподходящее, ей импонирует. И эта глупая и бесчестная критика права, когда она говорит, что Тынянов написал «формалистическую» вещь. «Восковая персона» — словесное гурманство при отсутствии словесного чутья и пустая многозначительность. Социальной и исторической концепции нет.
У Мережковского была подлинная многозначительность. Он употреблял важные слова, восходившие не к осмыслению исторических фактов, но к той популярной мистике, которая имелась у Мережковского на все случаи. Ахматова говорит, что Мережковский был бульварный писатель. В «Восковой персоне» слова уже решительно ни к чему не привешены. «И в портретную палату влетела та толстая птица со слепыми, с голубыми глазами (это Ягужинский) и вошли два человека: шведский господин Густафсон и Яков, шестипалый, урод...» «И тогда, сделав усилие, с дикостью посмотрел кругом себя пьяный и грузный человек, который сюда птицею влетел, — и увидел шведского господина Густафсона и пришел в удивление. Обернулся вбок и увидел собачку Эопса.
Тогда он протянул руку и погладил собаку. И так ушел, ослабев».
Все слова важные. Яков — урод, шестипалый, а собачку зовут Эопс — и все это означает нечто, но что именно — неизвестно. Скорее всего, здесь какая-то уже пустая инерция синтаксических оборотов и смысловых окрасок символистической прозы, где действительно все «означало».
«Восковая персона» словоблудие.
28.ХII
1932
Все хорошо, пока Брик смеется над классической советской литературой с Чумандриным и М. Слонимским. Но потом оказалось, что в Москве они будут делать лефовский скандал. Классическим традициям Слонимского противопоставлены будут декларативные выступления Семы Кирсанова и альманах, составленный из произведений Брика, Асеева, Кирсанова, мемуаров Лили Брик и четырех листов неизданного Маяковского.
Прошлогодний разговор со Шкловским: Шк-ий: — Почему вы не были у Брика?
Я: — Потому что... мне все кажется, что в этом доме лежит покойник.
Шк-ий: — Нет. В этом доме торгуют трупом.
Я с унынием представила себе надвигающийся лефовский скандал в его историческом рельефе.
Сегодня я рассказала Олейникову о том, что Брик умен, и о «лефовском скандале».
— Но ведь это неумно?
— Но это не от глупости. Это от страстного желания доказать, что они живы. Что Маяковский умер, а они живы.
О-ов (задумчиво): — А ведь, в сущности, это так и есть...
Стихи Пастернака «Смерть поэта» бестактны. Можно ли так шумно приветствовать чужое самоубийство.
Пастернак читал в Доме печати. Когда Пастернак кончил, к нему подошел пьяный человек.
— Одиннадцать тысяч студентов прислали меня сказать, что Пастернак свинья. Студенты голодают, а ты тут стихи читаешь за деньги!
— Хорошо, — сказал Пастернак, — передайте одиннадцати тысячам студентов, что вы мне сказали, что я свинья и что в следующий мой приезд я буду читать у вас.
Рядом с Пастернаком стоял Павел Медведев в бархатном жилете и курточке с собачьим воротником.
— Безобразие, — крикнул Медведев, постукивая палкой с набалдашником, — выведите его вон!
— И посмотри, кем ты себя окружаешь, — сказал студент, — посмотри, вон стоит эта б<...> в бархатах и мехах.
Когда Пастернак уезжал, Анне Андреевне было совсем плохо. Она не могла его принять. Пастернак вызвал Лунина на вокзал и заставил его взять 500 руб. — на всякий случай. Это, кажется, все, что он получил здесь за два выступления. Отношения с А. А. у него не близкие, только литературные.
