«…российское общество встретило это решение с огромным облегчением. Все устали от войны, от кровавой мясорубки. Все хотели мира. Мы еще не знали, что мира не будет. Не знали, чем обернется это быстрое и эффектное решение чеченской проблемы».
Нешто и впрямь не знали? Или
А ведь еще накануне
«Проект Договора… ущемляет российские интересы… Подписание будет расценено мировым сообществом как очередная… победа чеченских сепаратистов… Практика принятия условий террористов противоречит общепринятым международным правилам…»
Но еще чернила не высохли под документом, как подписантов судорожно начал обзванивать «летописец» Юмашев.
«Юрий Ильич, умоляю, не посылайте никаких бумаг президенту, – упрашивал он, к примеру, Скуратова. – Я ему сам все объясню… Я переговорю со всеми. Только не посылайте…»
И ведь послушали: не послали…
Хотя не могли не понимать, по чьей просьбе так активничает президентский литраб: в то время ближе друга, чем Березовский, у Юмашева просто не было…
Вопреки сегодняшним заклинаниям Березовского, роль его в чеченских событиях была не так уж и скромна, и уж точно не ограничивалась одним только торможением гневных петиций силовиков.
Да, поначалу, когда он впервые прилетел в Чечню вместе с Лебедем, Борис Абрамович многозначительно предпочитал держаться в тени, – образ генеральского сопровождающего, этакого таинственного «черного человека» вполне его тогда устраивал.
В то время Березовскому искренне казалось, что Лебедь окончательно им уже приручен. Плохо же знал он повадки пернатых. Даже если дикая птица ест у тебя с руки, это вовсе не означает, что поддается она дрессуре (дрессированный Лебедь на цепочке – чудо что за аллегория!).
Но уже очень скоро Борису Абрамовичу пришлось убедиться, что Лебедь совсем не желает быть ручным. По многим вопросам генерал упорно гнул свою линию, а главное, не терпел никаких окриков и команд. А уж после того, как осмелился он встать на одной трибуне с опальным Александром Коржаковым и даже – о, ужас! – назвать изгнанного из Кремля смутьяна «патриотом», участь его была окончательно решена.
В октябре Лебедя – не без участия Березовского, который успел нашептать Дьяченко с Юмашевым о его президентских амбициях (оружие для Кремля смертельное) – отправляют в отставку. Сменивший его Иван Петрович Рыбкин являл прямую противоположность своему предшественнику.
Бывший секретарь Волгоградского обкома Рыбкин был человеком на редкость пугливым и нерешительным. Он даже на свадьбу к собственной дочери побоялся прийти, объяснив удивленным знакомым, что там может оказаться кто-то нежелательный, а в его положении любая оплошность недопустима: «Я уж лучше их отдельно поздравлю, по-родственному».
Правда, эта звериная осторожность не помешала Ивану Петровичу попасть под абсолютное влияние своего энергичного заместителя. Он не перечил Березовскому ни в чем, свято полагаясь на его интуицию и связи. В конце концов, ему было так гораздо легче, – извечная психология любого подкаблучника.
Даже не разобрав вещей в новом кабинете на Старой площади, Борис Абрамович с присущей ему активностью плотно включается в работу. Его основная теперь задача – урегулирование чеченского кризиса.
На своем личном самолете (какие уж там, к лешему, командировочные!) Березовский регулярно летает в Чечню. Он участвует во всех без исключения переговорах, во многом задавая их тон; полномочия его были поистине безграничными.
При этом передвигается он по взрывоопасной территории в одиночку, безо всякой охраны. Рыбкин публично даже восторгался такой отвагой: «А ведь с каждого блокпоста могли выстрелить!»
Не могли. Разве только с блокпоста российского. Потому как неизменно сопровождала Березовского внушительная кавалькада чеченских головорезов.
Зам. полпреда российского правительства в Чечне Михаил Денисов очень недвусмысленно описывает подобные вояжи:
«Для меня было крайне удивительно, что высокое должностное лицо совершенно спонтанно появлялось на территории Чеченской республики, никем не сопровождаемое. Березовский один уезжал вместе с Удуговым, Ярихановым. Выпадал на определенный период времени, а потом начинали происходить резкие изменения российской позиции на переговорах».
Если не знать, что Березовский входил в состав российской делегации, гораздо логичнее было предположить, что интересы представлял он чеченские; по крайней мере, сами абреки относились к нему как к родному. Было за что.
Тот же Денисов рассказывал мне:
«Все это было похоже на фарс. С одной стороны, идут действительно серьезные, кропотливые переговоры на высоком уровне, с другой стороны – появляется человек, который отводит Мовлади Удугова, они с ним исчезают, потом снова появляются, а после этого начинают происходить достаточно быстрые и резкие изменения в позиции российской стороны. Именно Березовским была сформирована такая позиция, что если с бандитами невозможно покончить, с ними надо договариваться. Шла линия на их умиротворение».
Ключевым вопросом переговоров было размещение российских частей в Чечне; даже ничего не смыслящему в военном деле человеку было очевидно, что полный вывод сил приведет к потере всяческого контроля.
Генералы настаивали на том, чтобы отвести войска к Сунженскому и Терскому хребтам – в стародавние времена это был традиционный казачий рубеж, позволяющий обеспечивать стратегический контроль за всей территорией Чечни. Однако не кто иной, как Березовский, предложения эти поломал на корню.
Еще одна цитата из рассказа Денисова:
«Именно после появления Березовского в составе переговорной комиссии, после его, скажем так, интенсивных и во многом индивидуальных переговоров с лидерами бандформирований последовало принятие политического решения о полном и безоговорочном выведении всех федеральных сил с территории Чеченской республики. Мы, например, требовали провести полное разоружение боевиков, отвести наши войска в определенные места дислокации, но под давлением Березовского все эти условия были сняты».
К чему привела такая политика бездумного соглашательства и умиротворения бандитов – рассказывать, надеюсь, не требуется; слава богу, времени с тех событий прошло не так много.
С уходом из Чечни всех армейских частей Россия потеряла послед-ние рычаги своего влияния. Правда, по хасавюртовскому договору, в республике должна была еще оставаться 101-я бригада внутренних войск, но недаром учил товарищ Сталин: «Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики».
«В конце 1996 года, вернувшись из командировки в Польшу на день раньше запланированного срока, я с удивлением узнал, что в мое отсутствие принято важнейшее решение, – свидетельствует глава МВД Анатолий Куликов. – Воспользовавшись тем, что меня не было в стране, Березовскому удалось подсунуть на подпись президенту проект указа о выводе из Грозного 101-й отдельной бригады оперативного назначения ВВ. Последней бригады, олицетворявшей присутствие федеральной власти в мятежной Ичкерии».
А тем временем недобитый, выпущенный из-за флажков зверь уже показывал зубы; боевики набирались сил, готовясь к новому прыжку. На годы вперед Чечня вновь превращалась в непрерывно гноящийся нарыв на теле страны. И главное – ничего поделать с этим теперь было уже нельзя: после драки кулаками не машут…
Отныне ничто больше не могло помешать развернуться миротворческо-коммерческим талантам Бориса Абрамовича на полную мощь.
Чечня стала для Березовского подлинным Аустерлицем, ристалищем, на котором впервые представилась ему возможность блеснуть своими талантами переговорщика, доказав всем вокруг, насколько прав был президент, когда рекрутировал во власть вчерашнего негоцианта.
