Стараниями гуттаперчевого Рыбкина и своих карманных СМИ очень скоро стал он восприниматься едва ли не как единственный человек, способный, в силу коммерческого опыта, находить общий язык с неприступными чеченцами. Сделать это было тем более не трудно, учитывая теплое отношение к нему ичкерийских лидеров. К тому же у Березовского на этом поле практически не было конкурентов, – все мало-мальски значимые российские политики из переговорного процесса были им предусмотрительно выдавлены.
Этот новый, исполненный благородства и мужества образ очень нравился Березовскому; ощущать себя влиятельной политической фигурой было чертовски приятно.
Регулярно мелькал он в теленовостях, давая глубокомысленные комментарии по поводу и без. Всякая его поездка на Кавказ в обязательном порядке детально освещалась на ОРТ.
(Сам по себе факт поразительный – о вояжах и переговорах секретаря Совбеза в СМИ не сообщалось почти ни слова, зато каждый чих его заместителя с ходу становился главным событием дня.)
Правда, к радости этой примешивалась и горечь разочарований, – все попытки Березовского конвертировать свое влияние в какой-нибудь совместный с чеченцами бизнес заканчивались поначалу неудачно.
Борис Абрамович хотел всего и сразу. В первую очередь касалось это знаменитых чеченских нефтепромыслов и перерабатывающих заводов, магическим образом уцелевших в пожаре войны.
Его жажда нефти была столь велика, что он и не думал даже ее скрывать: еще во время осенних переговоров, по свидетельству зам. полпреда российского правительства в Чечне Михаила Денисова, «Березовский постоянно оперировал понятием – труба. Труба как бы решала и закрывала все моменты».
Главный интерес Березовского касался перспективнейшего транзита через Чечню каспийской нефти на Запад. Он даже на полном серьезе носился с идеей создания Северо-Кавказской свободной экономической зоны, которая якобы позволила бы привлечь в этот проект колоссальные инвестиции.
Схема Березовского выглядела примерно так: чеченский нефтекомплекс – приватизируется, часть акций получают полевые командиры, которые взамен берут на себя охрану трубопровода, а российский бизнес, в свою очередь, вкладывается инвестициями.
Уже в декабре 1996-го тайком от Москвы Березовский начал вести сепаратные переговоры с президентом «Южной нефтяной компании» Хож-Ахмедом Ярихановым. Аналогичными предложениями одолевал он и Аслана Масхадова, ставшего в январе 1997-го новым президентом республики.
И не то чтобы коварные вайнахи отвечали ему отказом. Нет, они ласково улыбались, кивали головами, но и делать ничего не делали, предусмотрительно выжидая.
На пышные посулы и фразы чеченцы и сами были известные мастера. Они хотели сперва удостовериться, насколько серьезен этот человек, пачками раздающий обещания налево-направо.
Если поначалу под воздействием газетных статей и телепередач Масхадов и другие лидеры Ичкерии еще могли поверить, что Всевышний в самом деле послал к ним главного российского богатея – столь же щедрого, сколь и масштабного, – то уже через пару месяцев иллюзии эти рассеялись как туман на склонах Терского хребта.
С провалом в мае 1997-го российско-чеченских переговоров в Москве авторитет Березовского резко упал. Вопреки многочисленным его заверениям Кремль отказался подписывать с Грозным полномасштабный межгосударственный договор на равных; Ельцин даже разговаривать с Масхадовым на эту тему не пожелал.
Попытка Березовского сменять кусочек Родины на долю в нефтяном транзите закончилась неудачей. Все мечты его о кавказской трубе вылетели – извините уж за каламбур – в трубу.
Кроме того, оказалось, что новый любезный друг пуще любого бизнеса почитает интриги и каверзы. Клянясь в вечной дружбе одним, он параллельно заключал союзы со злейшими их врагами; на Кавказе такое не прощалось. (Во время выборов чеченского президента, например, Березовский, ратуя на словах за победу Масхадова, одновременно отправлял в Грозный кипы наглядной агитации в поддержку Удугова. Один из этих исторических образчиков – календарик с удуговским ликом в неизменной папахе под девизом «Чеченский порядок» – сохранился у меня еще с той поры.)
Березовский мог наобещать с три короба, а потом ничего не сделать; ни копейки инвестиций в Чечню так и не пришло, хоть и клялся он на пару с Рыбкиным, что вот-вот бурным потоком хлынут сюда миллионы. Полным пшиком закончился и разрекламированный им проект по строительству в республике автосборочного цеха на паях с финской компанией Valmet. (С этой фирмой Березовский когда-то, на кровные денежки вкладчиков «АВВА», налаживал в Финляндии сборку «Жигулей».)
Вдобавок Борис Абрамович обладал еще одним существенным недостатком – он совершенно не умел хранить тайну вкладов. Стоило ему вручить кому-то хотя бы копейку, как об этом моментально становилось известно всей республике; Березовский очень любил при случае прихвастнуть своим великодушием и широтой души.
Подарив Радуеву золотые часы «Роллекс», Борис Абрамович тут же поведал об этом всем, кому можно – включая журналистов – обязательно акцентируя внимание на стоимости презента – 40 тысяч долларов; странно, что он еще и кассового чека при этом не предъявлял.
И о передаче Басаеву двух миллионов «зелени» наличными – просто так, в виде благотворительной помощи – Березовский распространялся направо и налево. (К этому жесту
Очень живописно описывает манеры Березовского бывший президент «Южной нефтяной компании» Хожахмед Яриханов – тот самый, к кому зам. секретаря Совбеза безуспешно подбивал клинья. Весной 1998- го, когда Яриханов приехал на переговоры в Москву, Березовский отвел его в сторону и доверительно принялся вопрошать:
«…не знаю ли я, как распорядился Басаев теми деньгами в сумме 2 млн долларов, которые он ему дал на восстановление цементного завода в с. Чири-Юрт. Я ответил, что не знаю… Затем Березовский рассказывал мне, что он подарил часы „Ролекс“ Салману Радуеву, а тот их куда-то заложил, и ему пришлось их выкупать.
Я был раздражен этими разговорами и сказал: «Боря, кому ты что давал и куда это делось, меня не интересует, мне ты ничего не давал». Он тут же говорит: 'А ты отказался, тебе предлагал Агапов (вице- президент Ингушетии. –
Действительно, весной 1997 года мы возвращались из поездки в Сочи… Агапов расспрашивал меня о жизни и когда узнал, что мой дом в Грозном разрушен, предложил от моего имени обратиться к Березовскому за помощью, но я отказался».
И – добавлю – совершенно правильно сделал; потому что иначе о подарке Яриханову в Чечне узнала бы каждая собака, и на этом карьеру его можно было б считать окончательно законченной.
Это был ровно тот случай, когда проценты оказывались дороже вкладов.
Впрочем, и Масхадов, и Удугов, и даже Басаев с Радуевым – людьми были сугубо прагматичными, исповедующими старый социалистический принцип: от каждого – по способности. Какой смысл было им отбрасывать протянутую руку дружбы; в хозяйстве – все пригодится; каждое лыко – в строку; надо просто трезво оценивать потенциал всякого конкретного доброхота.
Промысел, на котором в итоге сосредоточил свои усилия Березовский, не отличался особой чистоплотностью, но зато давал стабильный доход, как финансовый, так и политический.
Начиная с декабря 1996-го зам. секретаря Совета безопасности вплотную принимается заниматься освобождениями заложников.
Бич этот захлестнул Чечню сразу после исхода российских войск. Если раньше людей похищали исключительно с целью бартера (такса фиксированная: за одного федерала
Так на исходе ХХ века в двух тысячах километрах от Кремля пышным цветом зацвела работорговля, о которой знали мы прежде лишь по пожелтевшим приключенческим романам – «я не Негоро, меня зовут Себастьян Перейра».
Почти ежедневно в республике стали пропадать люди, за освобождение которых с родственников требовалась немалая сумма. В случае отказа – жертву безжалостно убивали.
