был задний выход из кабинета к личному директорскому лифту.

– Это самое безопасное место для разговора, – сказал Путин.

На повестке дня Бориса стояли два вопроса: Примаков и Литвиненко…

Выборов 2000 года стране оставалось ждать восемь месяцев. Очевидным образом Примус, семидесятилетний реликт советской эпохи, поддержанный кликой коммунистов, бывших аппаратчиков и шпионов, был вовсе не тем, в ком нуждалась страна, входя в XXI век… У кандидата должно было быть одно обязательное качество: способность побить кандидата, поддержанного коммунистами, возможно, самого Примуса, в последние недели завоевавшего популярность. Но, рассматривая список кандидатов, Борис и Путин понимали, что пейзаж пуст…

– Володя, а что по поводу тебя? – внезапно спросил Борис.

– Что по поводу меня? – не понял Путин.

– Ты мог бы стать президентом?

– Я? Нет, я не того сорта. Не этого я хочу в жизни.

– Ну а что тогда? Хочешь оставаться здесь навсегда?

– Я хочу… – замялся Путин. – Я хочу быть Березовским.

– Нет, не может быть, – рассмеялся Борис…»

Дальше, по версии авторов, они обсудили будущность Литвиненко, арестованного как раз накануне военной прокуратурой, причем Путин назвал своего бывшего подчиненного предателем, после чего разговор подошел к логическому завершению.

«Путин взялся за ручку двери. Она повернулась, не захватив механизм замка.

– Блин, – сказал Путин. – Тут замки не могут сделать так, чтобы они работали, а ты хочешь, чтобы я управлял страной. Мы тут застряли.

– Эй, кто-нибудь! – закричал он, стуча в дверь, отделявшую прихожую от основного коридора. – Это Путин! Мы застряли.

Они стучали примерно десять минут, пока кто-то их не услышал и не пришел на помощь…»

Каково?!!

Директор самой могущественной спецслужбы, боящийся, что его могут подслушивать, а посему проводящий тайные переговоры в предбаннике между дверями… Лично я – поверить в такое просто не в состоянии. (В конце концов, что мешало им встретиться на нейтральной территории или, вообще, на природе?)

Да и представить себе Путина, признающегося, что он больше всего в жизни мечтает быть Березовским, тоже как-то выше моих сил.

Все – от начала и до конца – кажется в этом отрывке фальшивым и неправдоподобным. Это больше похоже не на документальное повествование, а на среднесортную американскую комедию времен холодной войны с кровожадными агентами КГБ и генералами-дуболомами в шапках-ушанках; директор ФСБ, оглашающий криками лубянские коридоры, – аккурат из той самой оперы.

Между прочим, в кабинете, который занимал тогда Путин, ни Берия, ни Андропов вынашивать зловещие планы не могли по определению, – дом этот № 1/3 по Большой Лубянке был построен только в середине 1980-х, уже после их смерти. Мелочь, конечно, но для исторической литературы – крайне непростительная…

В бесчисленных своих интервью Березовский многократно, как пономарь, повторяет, что это именно он первым обратил внимание на молчаливого, не рвущегося вперед директора ФСБ. Почти, как Державин – и в гроб сходя, благословил. При этом особый упор неизменно делается на то, что широкой известностью Путин тогда еще не обладал, и президентом сделали его исключительно PR-технологии и массированная пропагандистская раскрутка. Дирижировал сим процессом, разумеется, многоопытный гуру Борис Абрамович.

Иными словами, выбрать можно было любого. «За три месяца я и гориллу сделаю президентом», – говорил Березовский Степашину в бытность последнего премьер-министром и потенциальным преемником. Главное только – определиться с объектом.

Вот – лишь один образчик подобных его изречений:

«Я был одним из тех, кто рекомендовал ему (Ельцину. – Авт.) Путина в качестве преемника. Многим в ближайшем окружении Ельцина это показалось невозможным: в течение нескольких месяцев сделать из никому не известного человека президента. Те, кто сегодня славит Путина, говорили мне: «Кто? Путин??? Кто это такой? Да никогда он не станет президентом!»»

Как дело обстояло в действительности – сказать трудно; лучше всего, конечно, было бы услышать правду из первых уст, от самого Ельцина, но он почему-то все последующие годы – вплоть до самой кончины – момент этот тщательно обходил.

Или – предлагал совсем уж малоубедительные версии, вроде той, что озвучена в последней книге его мемуаров. Якобы, выбор на Путине президент остановил еще весной 1999-го, но, точно козырного туза, держал до последнего в рукаве. Даже назначая в мае премьером Степашина, он уже заранее знал, что снимет его; просто нужно было «…кем-то заполнить паузу. Заполнить чисто технически. Что называется, для отвода глаз».

«Он (Путин. – Авт.) должен появиться неожиданно, – читаем мы в «Президентском марафоне». – Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности… В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода. Такие ходы всегда помогали мне выигрывать всю партию, порой даже безнадежную».

Логика довольно странная, – приносить в жертву целый кабинет министров ради сомнительного «политического хода». Как будто что-то могло измениться, начнись раскрутка Путина в июне, а не в сентябре – это уж, извините, попахивает шизофренией.

На самом деле – я глубоко в этом уверен – Ельцин остановился на Путине вовсе не от хорошей жизни; просто вся политическая колода давным-давно была уже засалена и перетасована, и после отрицательного экспресс-анализа Степашина скамейка запасных опустела вконец.

Главное достоинство Путина заключалось в том, что он совсем не терзался муками власти, тогдашнее положение вполне устраивало его. (Еще в декабре 1998-го в интервью «Известиям» он прямо говорил, что уйдет вместе с Ельциным, ибо: «…будущий президент, конечно, на этом месте захочет иметь… преданного ему человека», и я, мол, «к этому отношусь совершенно спокойно».)

Для патологического властолюбца, каковым всегда оставался Ельцин, это имело решающее значение.

Мог ли Березовский присовокупить к общему хору восторженных голосов свой писклявый дискант? Несомненно, мог. Но это ровным счетом ничего не меняло: не добавляло и не убавляло.

В поддержку последнего тезиса нелишне будет напомнить, что еще в сентябре 1999-го Березовский публично утверждал, что раньше срока Ельцин в отставку не уйдет и даже предлагал всем желающим заключить на сей счет с ним пари. Из чего напрашивается вполне логичный вывод, что глубоко в кремлевские тайные планы посвящен он не был.

Кроме того, никакого существенного участия в путинской выборной кампании Березовский не принимал. Вся его помощь, как и в период думских выборов, ограничивалась лишь использованием ОРТ, каковое – о чем Борис Абрамович вечно почему-то забывает – являлось де-юре телевидением государственным.

Да и вся последующая череда событий самым наглядным образом свидетельствует, что Путин – совсем не тот человек, которого, выражаясь словами Березовского «можно принять в компанию». Если помните, ровно так говорил он когда-то о Ельцине своему напарнику Юмашеву…

Ошибка Березовского заключалась в том, что он воспринимал будущего президента, как несамостоятельную единицу, вроде начинающего певца, а себя мнил великим продюсером, способным раскрутить любую бездарность и возить ее (бездарность) потом по городам и весям, отбирая три четверти кассовых сборов.

Борис Абрамович не понял главного: по ментальности своей и характеру Путин совершенно не подходил на роль какого-нибудь безголосого Влада Сташевского-Стошневского, отплясывающего под истертую фонограмму на подмостках районного ДК.

Его – Путина – сдержанность и хорошее воспитание – почему-то принимались Березовским за слабость и