– Да, говорил…
– Тогда чего же ты возмущаешься?.. Ты, как избалованный, капризный мальчик, хочешь так много игрушек – и свой антиквариат, и свои картины… И этого облезлого хомяка… Надо выбирать, Ретт, – произнесла Скарлетт. – Что-то одно…
Ответ Ретта заставил ее вздрогнуть.
– Скарлетт… Скажи мне, только честно: почему ты это сделала?..
Скарлетт обескураженно замолчала… Боже, откуда ему об этом известно?.. Как только он мог догадаться?.. И что же делать – упрямо все отрицать?.. А стоит ли?..
Ретт повторил свой вопрос:
– Для чего ты сделала это, Скарлетт… Только не отпирайся – я ведь знаю, что это ты…
И тут она совершила крупную ошибку… Да, ей наверняка стоило во всем признаться, сказать, что она совершила этот бессмысленный поступок не по злому умыслу, а, скорее, от отчаяния и безнадежности… Но Скарлетт, наученная опытом общения последних месяцев, сразу же принялась все отрицать…
Делала она это как-то слишком горячо, даже ожесточенно…
– Ретт, я не отвечаю ни за твоих грызунов, – сказала она таким тоном, будто бы у Ретта был не один горностай, а целое полчище крыс, – ни за твоих грызунов, ни за твои картинки…
Ретт отпрянул.
– Скарлетт!..
Но та уже почувствовала в себе ту самую ярость мысли и действий, перед которыми ее воля была совершенно бессильна…
– Если ты имел желание содержать в своей комнате этого облезлого хомяка, – продолжала разгневанная Скарлетт, – то должен был, по крайней мере, следить за ним… Это ведь не мое дело…
Он попробовал было возразить:
– Но я…
Однако Скарлетт и на этот раз не дала своему мужу договорить:
– Ретт, меня совершенно не интересуют ни твои домашние крысы, ни твои картины… Ты увлечен и тем, и другим, так будь же любезен, выбирай…
– Скарлетт!.. Она отвернулась.
– Да, Ретт, выбирай: или свои картинки, в которые ты вкладываешь деньги, или этот грызун… – Скарлетт сделала небольшую паузу и, совершенно неожиданно для Ретта произнесла: – Или я…
Выслушав жену, Ретт молча уставился на бумажные лохмотья, которые держал в руках.
Молчала и Скарлетт – она впервые за это время высказала то, что хотела, и теперь слово было за Реттом…
Наконец, спустя несколько минут, он произнес:
– Значит… Значит, ты решила поставить меня перед выбором?..
Скарлетт кивнула.
– Ты сам вынудил меня. Он покачал головой.
– Ага… Да, теперь мне все понятно. Да, для того, чтобы окончательно разобраться в ситуации недоставало только одного…
Скарлетт невольно обернулась к нему и осторожно спросила:
– Чего же?..
Ретт пожевал губами.
– Да, только одного штриха…
Казалось, он разговаривает не со Скарлетт, а только сам с собой – впрочем, именно так оно и было.
Однако Скарлетт, понимая, что если она и теперь не спросит о том, что понятно ему, Ретту, и непонятно ей, то никогда не поймет многого в теперешней своей семейной жизни.
Пристально посмотрев на Ретта, она спросила:
– О чем это ты…
Он все еще сидел, глядя в одну точку, занятый своими мыслями…
Скарлетт повторила вопрос:
– О чем это ты?..
Медленно переведя взор на свою жену, Ретт выразительно произнес:
– Знаешь, только теперь, спустя столько лет, я наконец-то понял, кто ты…
Фраза была произнесена негромко, но настолько серьезным тоном, что Скарлетт почему-то стало не по себе… Таким голосом люди как правило произносят что-то очень важное, такое, о чем очень долго размышляли и к чему, наконец, пришли…