сколько тебе будет угодно, но я буду жить такой жизнью, которой хочу… И никто мне не указка!..

Скарлетт с трудом сдерживала себя, чтобы не взорваться окончательно и не наговорить Ретту вещей, от которых тот, вскочив, выбежит из комнаты, хлопнув дверью… Такое уже не раз случалось, и Скарлетт очень не хотелось накалять обстановку до предела.

– Я не собираюсь учить тебя, Ретт, – сказала она, стараясь не срываться в крик, – я только хочу сказать, что ты очень изменился… Тебя больше ничего не интересует… Даже я, – она обидчиво сложила губы. – И я все время задаю себе один и тот же вопрос: ты ли это?.. Неужели это – тот самый Ретт Батлер, которого я так любила?.. Неужели я… ошибалась в тебе?..

Ретт прищурился.

– Ну, и…

– Что – «ну, и», – передразнила его Скарлетт. – Что ты хочешь узнать?..

– Какой же ответ ты находишь на эти вопросы?..

Скарлетт вздохнула.

– Не знаю…

После этого и Скарлетт, и Ретт внезапно замолчали. Батлер как-то автоматически продолжал поглаживать горностая, который все это время сидел у него на коленях, поджав под себя хвост.

Ретт первым нарушил молчание – его слова на этот раз прозвучали более спокойно:

– Я устал…

– Я тоже, – обрезала его Скарлетт.

– Я просто устал от жизни.

В этом утверждении Скарлетт послышалось: «Я устал от жизни с тобой», она уже хотела было уточнить у своего мужа, но в последний момент промолчала.

Она лишь тихо спросила:

– А что тогда говорить мне?..

Неожиданно Ретт вновь взорвался:

– Скарлетт, я старый человек, я и так всю жизнь или воевал, или работал, как вол, – уже не говорил, а почти кричал он, – и мне надоело… Мне все надоело!.. Я старый человек, Скарлетт, я очень устал… Я только теперь понял, насколько же я устал от жизни… – Ретт неожиданно поперхнулся, а потом, откашлявшись, произнес: – Да. Устал. Я заслужил покой и хорошее к себе отношение. Заслужил всей своей жизнью. И я не хочу на старости лет выслушивать ото всех, в том числе – и от своей жены одно и тоже – что я должен, а чего – не должен.

В ответ на эту пространную реплику собеседница неожиданно улыбнулась.

– А тем не менее, ты все равно поступаешь так, как находишь нужным, – резюмировала она. – Так что, Ретт, не надо неистовствовать, не надо доказывать мне то, что я и так хорошо знаю…

Несколько поостыв, Ретт язвительно, тем не менее, заметил:

– Знаешь, дорогая, ведь не я начал этот разговор… Не я…

– А кто же?..

Он передернул плечами – неужели такие очевидные вещи непонятны?..

– Ты мне с самого начала…

Скарлетт на какое-то мгновение отключилась и с тоской подумала: «Сейчас он начнет выяснять, кто прав, а кто виноват… Нет, совсем, как ребенок… Эти бессмысленные, бездарные споры… Этот горностай, – неожиданно подумала она, покосившись на зверька, – эта манера говорить со мной…»

Да, сколько раз повторялось одно и то же: Ретт цеплялся за что угодно – за то, что Скарлетт сказала и за то, что не высказала, за то, что она якобы не так посмотрела на него, за случайно брошенную невпопад фразу, за то, что она когда-то любила не его, красавца Батлера, а какого-то слизняка Эшли…

Скарлетт в таких случаях обычно старалась держать себя в руках, у нее в большинстве случаев хватало на это выдержки – не заводиться же из-за пустяков!..

Но иногда привычное, не врожденное, но выработанное десятилетиями самообладание изменяло ей… А в последнее время это случалось все чаще и чаще…

А Ретт уже разошелся вовсю:

– …ты с самого начала принялась корить меня тем, что я, вместо того, чтобы ехать в свою контору, сижу тут и занимаюсь этим горностаем… Как будто бы я недостаточно взрослый человек, будто бы я какой- то мальчик… А я еще вынужден оправдываться перед тобой. Я, Ретт Батлер!.. Сколько это может продолжаться?!. Скарлетт, и это уже не в первый раз…

Скарлетт тяжело вздохнула – она и без того знала, что не в первый…

И, наверняка – не в последний.

«Сколько же это может продолжаться?..»

Наверное, ровно столько, сколько они будут вместе, не иначе…

Да, конечно же, все эти ссоры всякий раз начинались не потому, что они опротивели друг другу, а скорее потому, что по-прежнему любили: он – ее, она – его… Но ведь и в такой мучительной любви может наступить какой-то вакуум, когда все становится безразлично…

– …сколько же это может продолжаться?..