Она перечитала это письмо, беззвучно шевеля губами, наверное, раз десять – особенно те места, где ее сын писал о том, как отнеслась бы она, Скарлетт, к тому, чем он теперь занимается…
– Ну конечно же, замечательно, – прошептала она, – как я еще могу на это посмотреть?.. Какой все-таки у меня хороший сын…
Настроение ее сразу же поднялось. Скарлетт с нежностью смотрела на письмо, лежащее перед ней…
Подумать только – ведь еще недавно, какую-то неделю назад, этот листок бумаги находился в Таре… И ее старший сын наверняка писал его за тем самым старинным столом, за которым в свое время ее отец так любил играть в покер с соседями-плантаторами.
Ее поместье…
Ведь у нее когда-то было свое поместье!.. А теперь…
Да, Ретт, конечно же, как всегда прав – жизнь очень переменчива.
Скарлетт закрыла глаза – воспоминания об ушедшей молодости нахлынули на нее с новой силой…
Вот она едет в бричке в сопровождении близнецов – Стюарта и Брента. Они небрежно развалились сзади, вытянув скошенные в лодыжках, длинные, в сапогах до колена, мускулистые ноги первоклассных наездников – наверняка лучших во всем штате. Высокие, крепко сбитые, с узкими, подпоясанными широкими кожаными ремнями талиями, стройней тростников, что растут у илистой речки, в своих темно-коричневых легких куртках, они совершенно неотличимы друг от друга, как две коробочки хлопка…
На светло-зеленом фоне молодой еще листвы белоснежные кроны цветущих величественных деревьев мерцают в косых лучах заходящего солнца. Лошади ее спутников, очень крупные, каких немного тут, в Джорджии, золотисто-гнедого цвета – точно такого же, как и шевелюры Стюарта и Брента.
Они приезжают в Тару – на пороге их, как и всегда, встречает Мамушка…
Ей вспоминается весна в Джорджии – с частыми, очень теплыми дождями и взрывами беловато-розовой пены цветущих персиковых и кизиловых деревьев, которые через неделю осыплют болотистые поймы рек своими нежными лепестками. Багряные закаты окрашивают красные пахотные борозды глины еще более темным багрянцем. Влажные, вывороченные лемехом пласты земли, алая хлопковая зернь посевов…
Их свежевыбеленный дом – тот самый, в котором она родилась и в котором теперь доживает ее сын – наверное, последние месяцы или недели, пока не переселится в новый. Этот дом на холме кажется ей островком среди потревоженного океана вспаханной красноватой земли, волн пахоты, словно окаменевших в какой-то момент… В момент прибоя…
О, эта девственно-алая земля, кроваво-красная после малейшего дождика, кирпично-темная, пыльная в июльскую засуху… Край белых патриархальных особняков, красноватых пашен и неторопливых, мутно- желтых рек, несущих свои воды в Атлантику…
Край резких контрастов – яркого, горячего солнца и глубоких темных теней…
Край красивых, благородных людей – как ее отец, как ее дядья…
Привольная жизнь плантатора Юга…
Где она теперь?..
Разве что в воспоминаниях каких-нибудь беззубых стариков и старух. Да и тех уже, считай, почти не осталось…
Скарлетт вновь, точно так же, как и позавчера, не заметила, как задремала с письмом в руке. И вновь ее разбудило появление Ретта.
На этот раз мистер Батлер вошел, держа в руках горностая.
– Скарлетт, – улыбнулся Ретт, – у тебя в последнее время появилась очень скверная привычка…
Скарлетт очнулась и непонимающе посмотрела на вошедшего мужа.
– Ретт?..
