что коллега, впрочем, он живет здесь в том же самом доме, взял аппарат с собой, что бы его починить. Он велел мне ждать, пошел по лестнице выше и возвратился через 3 минуты позже с ним, упакованным, да еще и перевязанным аппаратом. Они взяли даже упаковочную бумагу, как я убедилась, из мансардной квартиры.

Власть как давление. Я симулировала власть с помощью бумаги. Трюк сработал немедленно. Я убеждена, что иначе я не получила бы обратно свое радио. Все же липкое чувство оставалось. Но, вероятно, большинство жизненных механизмов работают с помощью таких трюков - браки, фирмы, государства, армии.

Около полудня я лежала на балконе мансардной квартиры на солнце. При этом я смотрела в окно напротив. Женщина на швейной машинке сшивала красные и синие полосы друг к другу. Вырезала потом из белой тряпки звезды, и нашила по краю. Звезды и полосы. Это должно быть американский флаг. На лестнице паршивая уже спросила меня, сколько звезд должен иметь американский флаг. Я точно не знала, то ли 48 то ли 49, рекомендовала паршивой посмотреть в словарь у вдовы. Трудоемкий флаг для немецких швей, тяжкий уже по цветам; еще более тяжкий по форме. Как напротив прост русский флаг: нужно просто от старых знамен отпороть свастики и потом нашить желтые молот, серп и звезду. Я видела искривленный молот и деформированные серпы. Легче всего удается трехцветный флаг; потому что французы – это тоже победители: просто 3 полосы вертикально, и он готов. Для красного цвета швеи берут остатки нацистских знамен. Остатки простыни для белого цвета находятся легко. Проблемой является здесь синий цвет. Я видела, как разрезали детскую одежду и скатерти для этого. Вдова пожертвовала ради молота, серпа и советской звезды свою старую желтую рубашку. Согласно ее словарю Юнион Джек – у Британского Союза; его приходится делать при помощи бельевой тесьмы, которую настегивают на основание из синего материала фартуков, чтобы сформировать красные диагональные крестообразные полосы.

Все возможно в этой стране. Дали команду - я не знаю, кто и когда - что нужно поднимать знамена 4 победителей. И посмотри, теперь домашняя немецкая хозяйка колдует над этими знаменами. Если бы я была собирателем старины из стран победителей, то я обошла и собрала бы все эти странные лоскуты, такие разные по цвету, форме и материалу, как курьез. Всюду на наших улицах висят эти косые, разноцветные лоскуты.

Около 17 часов появились неожиданно у меня Ильза, которую я посетила почти 2 недели назад в Шарлоттенбурге. Она прошла издалека дорогу, и даже на высоких каблуках, так как у нее нет никаких других ботинок. Утонченная дама, которой она когда-то была. Она прибыла с планом. Ее муж знает венгра, с которым он работал незадолго до войны в Германию. Венгр имеет, как она говорит, пачки долларов. Вместе с тем он хочет основать что-нибудь. Наиболее окупающимся ему кажется издательство, в котором он намеревается публиковать газеты, журналы и книги. Так как, как он утверждает, что все старые издательства мертвы, так как они действовали заодно с нацистами. Итак, это все поле принадлежит теперь первому, кто придет в белом жилете и получит бумагу. Они хотят иметь меня для этого, так как я имею опыт в издательстве и могу делать верстку. Я не знаю венгра, никогда прежде не слышал о нем, считаю все это блефом. Но я могу и ошибиться. Во всяком случае, я согласилась.

Как только фирма появится, я получу рабочее удостоверение - и вместе с тем карточку II категории с 500 граммами хлеба в день вместо 300 граммов. Невероятно!

В то время как Ильза была у меня, присоединилась вдова. Мы болтали втроем как дамский кружок. Только кофе и пирог отсутствовали, у меня нечего было предложить. Все же мы были действительно веселы все 3, и соревновались друг с другом в юморе про изнасилования.

Тихий вечер для меня украшает радиоприемник, который я добыла в борьбе с кровельщиком. Однако, скоро я снова его выключила. После джаза, новостей и Генриха Гейне начались похвалы Красной Армии, которые, все же, были чересчур для меня пересахарены. Лучше бы они совсем ничего не говорили, а просто сказали: «Давайте подведем черту под всем, и начнем все с нового листа».

Тихое утро, горячее солнце. Скудные, домашние флажки развешаны пестро по улице. Я хожу по квартире, сварила суп из перловой крупы на постоянно отключающейся электроплитке. Еще на 2 два супа, и перловая крупа кончится. У меня нет больше жира совсем; не получила по карточкам. Все же, говорили мне в магазине, что русское подсолнечное масло было. Я видел далекие жирно-золотые поля подсолнечника Украины. Это было прекрасно.

После еды моя вторая прогулка по болотистой плодородной почве в Шарлоттенбург, сквозь туманный, опустошенный Берлин. Мои ноги передвигаются механически. Я как пешеходная машина.

У Ильзы и ее мужа я встретила венгра; действительно он наполнен дикими учредительными стремлениями. Черноватый тип с четырехугольным лбом, в только что отглаженной рубашке и так хорошо откормленный, что я вспомнила про его доллары. Он читал доклад на довольно хрупком немецком языке о том, что он намеревался основать ежедневную газету первой. Он хочет называть эту будущую газету – Новое Дело. У нас все заново теперь как раз. Мы обсуждали вид и в направление газеты. Рисовальщик также принимал участие; он проектировал уже газетную передовицу, очень смело.

Кроме того, венгр хочет основать несколько журналов, один для женщин, один для более зрелой молодежи – газету для демократического перевоспитания. (Он услышал эти слова из радио). Я спросила его о том, как далеко он зашел в переговорах с русскими. Но он считал, что пока нужно успеть скупить всю бумагу, которая осталась в Берлине, чтобы исключить конкуренцию с самого начала.

Без сомнения, венгр держится для Улштейн и Херст. Он смотрит вдаль там, где мы видим обломки, мечтает о сверх концерне. Так вдохновляюще действует карман брюк с изобилием доллара.

Вопреки моим сомнениям я стала немедленно обсуждать с рисовальщиком проекты верстки для газетной титульной страницы. Венгр желает крупный формат и много фотографий. То, что касается печатного станка, то это берет на себя муж Ильзы, как инженер. Он знает типографию, которая лежит еще наполовину под мусором от пожара. В мусоре должны быть машины, он полагает, что сделает их достаточно легко снова пригодным. Я ответила, что разбор пожарища может начаться, пожалуй, после вывода русских войск. Все же, господин Р. говорил, улыбаясь, что машины слишком старомодны для победителей; они искали всюду только лучшее и самое новое.

Я удачно вернулась домой, с усталостью в ногах от быстрой ходьбы. Все же, я чувствую себя бодрой и чую шанс.

Теперь это зависит от меня самой. Завтра планируется начать работу. Как офис будет пока служить квартира. Я должна получать также там обед. Ильза дала мне маленький мешок гороха. Это хорошо.

Маленькое лакомство я выдумала на вечер. Из остатка сахара в пакете я наполнила чайную ложку в маленький стакан. Из него я вымакиваю теперь с концом указательного пальца сладость, медленно и осторожно; я радуюсь каждому слизыванию и наслаждаюсь сладкими кристаллами на языке больше чем когда-то коробкой мирных шоколадных конфет.

Ранняя дорога в Шарлоттенбург, зной. Мы определили задачи. Я составила для этого список авторов, если они будут в наличии в книгохранилище господина Р. или в другом месте. Максим Горький, Джек Лондон, Жюль, Ромен, Томас Вульф, а также более старые авторы как Мопассан, Диккенс, Толстой. Только вопрос о правах на издание. Такая неопределенность не мешает венгру. Просто напечатаем.

- Если позже кто-то придет и потребует деньги, то мы сразу заплатим.

Он стучит по карману своих брюк. Он уже купил велосипед, он предоставляет его в распоряжение 'издательству', которое пока существует только в воздухе, великолепно.

Действительно к полудню был гороховый суп, к сожалению, сваренный не по инструкции: горошины, как говорит Ильза, просто не доварены. Поэтому она провернула всю массу через мясорубку. Вкус суров как у