— Люк де Ланцак, я знаю, что ты не отречешься от своего ордена, и тем не менее хочу предложить тебе белый плащ эльфийского рыцаря. Ты будешь первым из людей, кто наденет его. Мы приветствуем тебя. Не важно, что изображено на щите, мы живем по одним и тем же законам добродетели.

Люк не знал, что сказать. Посмотрел на Гисхильду. Она сияла. Давно он не видел ее такой счастливой.

— Ну же, возьми плащ, — прошипел стоявший позади него Брандакс.

Люк вышел вперед на негнущихся ногах. Он был не особенно силен в искусстве произносить речи. Голова была пуста. Желудок и сердце грозили выпрыгнуть наружу. Он с трудом вымолвил одно- единственное слово:

— Спасибо.

Олловейн закрепил плащ на его доспехах при помощи пряжек.

— Приветствуем тебя в наших рядах, брат! — твердо произнес эльф.

Зазвенело оружие. Эльфы вынули из ножен мечи и устремили их к небу в приветственном крике:

— Приветствуем, брат!

Люк был сражен. Он не заслужил такого. Все это было уже чересчур.

— Я… (как же все смотрят на него!) Я сражался, как каждый в Альдарвике. Я не заслужил этого. Человека, который был истинным героем, мы… похоронили сегодня.

На мгновение стало невероятно тихо. Затем мандриды все как один ударили своими копьями и алебардами о камни двора. Сталь высекала искры.

— Люк! — крикнул кто-то один.

Оружие снова со звоном опустилось на мощеный двор. — Люк! — теперь кричали дюжины.

— Твои слова подтвердили, что сердце мое не ошиблось, — произнес Олловейн.

Люк снова глянул на Гисхильду. Ее улыбка значила для него больше, чем любые почести. Он отдал бы все награды мира за то чтобы сейчас заключить ее в объятия. Она стояла всего в паре шагов, но была недосягаема.

Из рядов дворян выступил Эрек и подошел к нему. Почему он? Что это значит?

— Ты спас мою жену. Тем самым ты спас и Фьордландию. — Он раскрыл объятия, прижал Люка к себе и расцеловал в щеки. — Я все знаю, — тихо произнес он. — За ее жизнь и твою храбрость я от всего сердца благодарю тебя. Но если ты действительно любишь ее, то еще сегодня попросишься в ряды разведчиков, которые наблюдают за нашими врагами в Гонтабу. Если ты останешься при дворе, то все, за что она сражалась, будет разрушено.

Олловейн недолго оставался на шумном празднике сынов человеческих. На его вкус, они праздновали слишком уж буйно. Все было чересчур ярким, чересчур громким, чересчур необузданным. Они знали, что их мир гибнет. И все выглядело именно так! Но Гисхильда вернулась не героиней. Город, который она защищала, был уничтожен. Олловейн видел в этом дурное предзнаменование. Если они будут сражаться за Фьордландию, все закончится, как в Друсне. Он любил эту страну и ее людей, часто бывал здесь. Он видел, как из рыбацкой деревни вырос мощный город, резиденция королей. Но теперь наступила осень Фьордландии. Древняя роскошь тускнела и осыпалась, словно листья. Все изменится. Родится новая страна. Он говорил об этом с Гисхильдой. Она видела все так же, как и он, быть может, даже отчетливее.

Эльфийский рыцарь взглянул на заснеженную улицу. Люди, спешившие мимо, приветствовали его. За последние три десятилетия в их мире он провел времени больше, чем в Альвенмарке.

Мастер меча покинул город через верхние ворота. Стоял ясный зимний вечер. Заря догорела за покрытыми снегом горами. После проведенных в жарком зале часов эльф наслаждался прозрачным, чистым воздухом.

Он услышал смех троллей прежде, чем достиг их лагеря. Здесь не выставляли стражу. Разбитые кости, из которых выцарапали даже следы плоти, лежали между палатками. В центре лагеря был водружен штандарт. Олловейн не стал поднимать голову. Никогда не знаешь, что они прибьют к палке, но это очень редко вырядит приятно для глаз.

Он переступил через разбитый бочонок, едва не наступив на тролля, словно свинья устроившегося прямо в грязи и смачно храпевшего. Эльф двигался вперед… У него отняли все, что когда-либо принадлежало его роду. Олловейн удивился, ощутив приступ горечи. Он давно не думал о своем наследстве. Оно было потеряно, и мастер меча никогда не испытывал желания оспорить его. До сегодняшнего дня.

Олловейн огляделся между палаток. Они были сделаны из дубленой кожи. Большие отвратительные полушария, притаившиеся в снежной грязи. Некоторые были украшены незатейливыми картинками, нарисованными яркими красками, отпечатками рук, копыт буйволов, кентавров.

Ему всегда с трудом удавалось запомнить, какая из этих палаток принадлежит королю. Оргрим не придавал большого значения помпе. Это нравилось Олловейну. Для тролля он был неплохим парнем. Пока он не приглашал к столу, с ним вполне можно было найти общий язык.

— Он здесь! — Хриплый голос перекрыл шум, доносившийся из палаток.

Кто-то отбросил шкуры. Из отверстия повалил дым. На снег упал теплый желтый свет масляной лампы.

Олловейн пригнулся и вошел. Перед маленьким костром сидела Сканга, самая сильная шаманка этого народа. Перед собой она разложила кусок кожи, на котором были изображены странные линии и символы. Поверх кожи были разбросаны кости. Рядом с ней на ложе из волчьих шкур устроился Оргрим. Он отрывал мясо от чего-то… чего-то, похожего на голову собаки.

Скрюченными пальцами Сканга собрала косточки и подняла вверх.

— Впечатляюще. Ну, твоя сегодняшняя церемония, — скучающим тоном произнес Оргрим. — Хотел бы я знать, что Эрек шептал на ухо тому парню, который при каждой возможности залазит в постель к его жене. На его месте я просто заколол бы его прямо на площади, отрубил бы голову и насадил на шест.

— Он послал его к разведчикам у Гонтабу, — раздраженно ответил Олловейн. — Для варвара он на удивление умен.

Король троллей покачал головой.

— Нет, вовсе нет. Это дело нужно решать. Рыцарь вернется. И тогда танец начнется сначала. Король должен править. Он не может уклоняться от неприятностей. Он притягивает их к себе, как навозная куча — мух. И если он не готов сражаться, то скоро мухи облепят его.

— Тебе нравится Эрек, не так ли?

— Честная шкура.

Олловейн глубоко вздохнул.

— Не надо при нем о шкурах, — сказала сидевшая у огня Сканга. — Он очень чувствителен к этому. Думаю, он так и не оправился от того, что Бирга сделала с его возлюбленной.

— У всех у нас есть мертвые, которых мы не можем забыть, — холодно ответил Оргрим. — Лучше не ворошить старые истории.

Кости со стуком упали на кожу. Олловейн был совершенно уверен в том, что разглядел среди них одну эльфийскую. Половину челюсти, в которой даже были зубы.

— Я вижу твою смерть, мастер меча. У тебя осталось мало времени. — Она посмотрела в его сторону. Ее мертвые белые глаза были жутки. — Странная смерть для воина. Скорее несчастный случай… Тебе придется очень сильно страдать.

— Достаточно! Я не хочу знать, что произойдет.

Олловейн взглянул в огонь. Смерть давно не пугала его. Он пожил достаточно. Но не хотел знать день и час. Равно как и обстоятельства. Не то он растеряет все свое равнодушие.

— Ты знаешь, что я — единственный наследник князя Ландорана. Я наследник Снайвамарка. Нормига пойдут за мной, если я позову.

Раздался громкий треск. Оргрим раздавил рукой череп собаки.

— Хочешь затеять новую войну с моим народом? Снайвамарк — родина троллей. Его нам дали альвы.