Кончиком языка она облизывала губы. Это страшно возбуждало и просто изводило его.
Кэтрин рассматривала Патрика, его большие руки, затем взгляд перемещался на губы, поднимался до черных глаз. Потом слегка смущенно она улыбалась и опускала ресницы. Всякий раз, когда их глаза встречались, в них читалось то, что они тайные любовники, которым просто позарез нужно было заявить друг другу свои права.
От жаркой, тянущей боли в паху возбуждение становилось неистовым. Он пытался убедить себя не терять голову, потому что соблазнять ее под своей крышей было недопустимо.
А Кэтрин купалась в этих неистовых взглядах, посылаемых им. Когда они оставались наедине, вот как сейчас, она была полна им, его присутствием рядом. Тягучая, сладкая боль в животе и груди напоминала ей, какой он на вкус, как он пахнет, когда касается ее.
Свечи стали оплывать. По углам комнаты залегли глубокие тени. Десерт был отставлен в сторону. Ее руку, лежавшую на столе, Патрик накрыл своей, Кэтрин переплела пальцы с его пальцами.
В дверях вдруг возникла экономка.
— Простите меня, ваша светлость, только что приехал курьер с письмом.
— Благодарю. Еда была очень вкусной.
Кэтрин встала и обошла стол. Патрик поднес ее руку к губам.
— Пожалуйста, извините меня, Кэтрин. — Отпускать ее было для него как нож острый. — Увидимся утром.
И выругался про себя, глядя, как она уходит.
А сам отправился в главный зал в старой части Кричтона, куда, как он понимал, провели курьера. И совсем не удивился, увидев, что человек, одетый в королевскую ливрею, сидя у огня, наливается элем. Забрав у него конверт, он ногтем большого пальца сломал королевскую печать, и прочитал послание.
Яков сообщал, что РК (то есть Роберт Кери) послезавтра прибудет в Эдинбург. Поэтому король просит Патрика навестить его во дворце Холируд.
— Уже поздно. Переночуете здесь, — сказал Патрик курьеру.
Он вызвал Дэвида Хелберна и распорядился приготовить комнату для королевского посланца.
Отправив в дорогу королевского курьера, Патрик пошел посмотреть на диких лошадей. Потом вернулся в замок и начал паковать вещи, которые завтра заберет с собой во дворец.
— Доброе утро, Кэтрин. Ты уже собралась и готова бросить меня?
Она ответила с улыбкой:
— Обычно я встаю с солнцем.
— Сегодня солнца не будет. С моря нагнало тучи. Будет дождь.
Кэтрин вздохнула. «Мое сердце ноет, словно в него угодила стрела Купидона».
— Ох, совсем забыла, надо забрать стрелы для лука.
Достав из гардероба две стрелы, она положила их поверх упакованной одежды.
— Откуда они у тебя? — спросил он, встревоженный их сходством с той стрелой, что чуть было не угодила в него во время королевской охоты.
— Кузен Эндрю дал. Что-нибудь не так?
— Все в порядке, — солгал он. — Просто они необычные. С вороньими перьями. Обычно в стрелы вставляют перья серых гусей.
Он закрыл сумку и подал ей накидку. Стоя за спиной, положил ей руки на плечи и поцеловал в черные кудри.
Задрожав от его прикосновения, Кэтрин прикрыла глаза. Потом, пока еще оставались силы уехать, коротко доложила:
— Я готова.
В комнату вошла экономка, чтобы забрать поднос. Поблагодарив ее за гостеприимство, Кэтрин направилась к лестнице.
Нахмурившись, Патрик спросил у экономки:
— А где Дженни?
— Вскочила на рассвете и умчалась со своим дружком.
— С Эндрю Линдсеем из Сетона?
— С кем же еще!
Патрик подхватил багаж Кэтрин и пошел за ней вниз по лестнице.
Въезжая во двор замка Уинтон, они наткнулись на еще одну пару всадников. Дженни Хепберн возбужденно замахала руками и стукнула пятками своего пони, посылая вперед.
— Леди Кэтрин, я так рада видеть вас!
— Дженни, какая приятная неожиданность! Привет, Эндрю!
Хепберн с угрозой посмотрел на молодого человека.
— Скоро начнется ливень.
— Спасибо, милорд, но это ни к чему…
Голос ее упал.
— Напротив, — коротко ответил Патрик. Он помог Кэтрин спешиться, отвязал ее сундуки и поставил их перед Эндрю. — Простите мне мою поспешность, леди Кэтрин, и, пожалуйста, передайте поклон графу.
Кэтрин поняла, что место Патрика занял лорд Стюарт. И еще поняла, что у него испортилось настроение, правда, неизвестно, по какой причине. Можно было не рассчитывать на теплое прощание.
— Дженни, возьми ее, не то промокнешь насквозь, не доехав до Кричтона.
Кэтрин протянула ей свою накидку, и девушка спрятала под капюшон свои рыжие волосы.
Патрик держал легкий галоп, а Дженни не отставала от него. Он был мрачен и замкнут. Сейчас все его мысли сосредоточились на Эндрю Линдсее. Нужно было понять причину, по которой тот мог превратиться в угрозу. Проезжая мимо ельника, Патрик услышал звук, который ни с чем нельзя было спутать. Пение летящей стрелы. Чтобы уклониться от нее, он направил Валианта в сторону. Стрела чавкнула, попав в руку Дженни.
— Боже правый!
Он уже стоял на земле, пытаясь перехватить девушку прежде, чем та выпадет из седла.
От боли у нее выступили слезы, но она была в сознании.
— Дженни… хорошая девочка! До Сетона недалеко, но я лучше отвезу тебя в Кричтон.
Патрик осторожно переломил стрелу и сунул ее в седельную сумку. Потом, взяв девушку на руки, забрался в седло и, держа ее перед собой, пустил Валианта в полный галоп.
— Я знаю, тебе очень больно, но никакой опасности нет, девочка, — успокаивал он ее.
«Если стрела предназначалась мне, то почему у меня не было никакого предчувствия? Это уже второй раз, когда мое шестое чувство не предупреждает об опасности».
Валиант влетел во двор Кричтона, и разверзлись хляби небесные. С Дженни на руках Хепберн соскользнул с конского крупа и бросился к арке, а потом вверх по лестнице в замок.
Экономка, мать Дженни, пронзительно закричала:
— О Господи! Дженни!
— Она молодец.
Патрик сурово глянул на экономку, чтобы та не устраивала истерики. Он понес девушку в библиотеку, а ее мать, сразу успокоившись, кинулась на кухню за горячей водой и молотым тысячелистником, чтобы остановить кровь.
Возле двери собрались все слуги и пограничники, пришел отец Дженни. Хепберн протянул ему один из своих кинжалов.
— Накали конец на пламени свечи. А матери велел сходить за виски.
Как только Дженни покорно хлебнула огненного напитка, Патрик осторожно снял с нее накидку, а потом отрезал рукав сорочки.
— Будет больно, — предупредил он.
Потом сноровисто ввел конец кинжала в рану и ловко вытащил оттуда наконечник стрелы. Хлынула кровь. Мать упала на колени перед дочерью и принялась посыпать рану тысячелистником. Наложив на руку тугую повязку, Патрик обернулся и посмотрел на своего лекаря. Только что появившийся из главного зала, тот одобрительно кивнул головой.