власти. Но смотри, и обо мне слово замолви, похвали…
Поднялся крестьянин на трибуну и говорит:
— Когда-то я пас свиней у помещика, а теперь уважаемый человек. Или вон Мотря, батрачила, а теперь — передовая доярка. Или возьмем Сидора Поликарповича, кем он был до революции? Дурак дураком, а стал председателем колхоза!
Укр.
533
— Слыхали: директор нашей спичечной фабрики награду получил!
— Это еще за что?
— Диверсанты цистерну с бензином поджечь хотели на военном аэродроме и не смогли! Спички не загорались!
Белорус.
534
У наркоминдела М. М. Литвинова арестовали жену. Он жалуется Сталину на действия наркомвнудела Ежова. Сталин отвечает:
— У товарища Ежова, очевидно, есть на нее материал.
— Товарищ Сталин, у него и на вас есть материал!{38}
Рус.
535
— Каковы основные законы марксистской диалектики?
— Первый: количество переходит в стукачество.
Второй: битие определяет сознание.
Арм.
536
Лаврентий Павлович пригласил к себе А. С. Пушкина.
— Ну, как поживаете, Александр Сергеевич?
— Хреново. Одни проблемы кругом!
— А мы поможем! Обязательно поможем гению русской литературы! Так что, батюшка, выкладывайте свои проблемы.
— Вот, ючусь с семьей, как собака, в девяти комнатах. А Наташа опять брюхата!
— Какие пустяки! Будет вам завтра же новая квартира, — звонит при Пушкине в Моссовет. — Вот, видите, завтра же вам доставят ордер на новую квартиру. А что еще беспокоит?
— Печатают неохотно, мало платят. А я — литератор, с заработка живу.
— Еще какие проблемы остались? Александр Сергеевич совсем осмелел:
— Цензора бы еще прищучить! И то ему не так, и это не эдак!
— И всего-то? Это мы скоро.
Берия снова звонит по телефону.
— Вот, Александр Сергеевич, все в порядке. Творите на благо народа и дальше. А будут проблемы, заходите запросто. Мы вам всегда рады помочь.
Пушкин рассыпается в благодарностях и, окрыленный, уходит.
С лица Берии сходит елейная улыбка, глаза становятся стальными. Он с нетерпением нажимает кнопку звонка. Входит помощник-секретарь.
— Позвать сюда Дантеса[139],— властно кидает Лаврентий Павлович.
Рус.
537
Путь большевика-ленинца: до 1917 года готовились к борьбе; с 1917 до 1921 года — боролись; в 1930-е — за что боролись, на то и напоролись.
Узб.
538
Каганович[140] вызвал архитектора Боровского и велел ему снести храм Василия Блаженного: загораживает вход на площадь, затруднен съезд техники во время парадов. Архитектор отказался: площадь превратится в проспект, будет уничтожен великий архитектурный памятник. Добавил, что если это случится — он покончит с собой. Боровского посадили. Когда жена приходила к нему на свидания, он спрашивал: стоит? И, удостоверившись, что стоит, говорил:
— Тогда я еще поживу.
Другой, более послушный архитектор докладывал на политбюро план перестройки Красной площади. Для наглядности он пользовался макетом:
— Снимаем ГУМ, выполненный в псевдорусском стиле, и строим здесь трибуны для гостей-зрителей демонстраций и парадов (он снимает с макета ГУМ и ставит трибуну). Снимаем выполненное в стиле псевдорусской готики здание Исторического музея и ставим здесь арку (на макете появляется арка). Снимаем храм Василия Блаженного… (рука архитектора взяла храм за купол и приподняла его).
— Храм поставь на место, — сказал Сталин.
Архитектор испуганно опустил храм, и осталась площадь нетронутой.
Рус.
539 В кабинете раздался телефонный звонок.
— Алло.
— Директора театра мне.
— Я вас слушаю. Кто это говорит?
— Сталин.
Из трубки гудки «занято». Сталина опять соединяют с театром, отвечает секретарша директора:
— Алло.
— Мне директора. Почему он вешает трубку?
— Директор умер минуту назад от разрыва сердца…
Рус.
540
Глухонемой входит в заводоуправление, очерчивает руками огромный живот на месте своего впалого живота. Секретарша:
— Директора нет.
Тот стучит пальцем по своему лбу.
Секретарша:
— Главного инженера тоже нет.
Посетитель начинает что-то бессмысленно бормотать и размахивать руками.
Секретарша:
— И парторга нет.
Глухонемой разваливается на стуле и смотрит в потолок, в бездействии крутя пальцами сцепленных рук.
Секретарша:
— И председателя профкома нет.
Белорус.
541
Руководителю ТАСС Хавинсону Сталин поручил провести беседу с одним американским деятелем. Сразу же по окончании разговора Хавинсон отправился в Кремль отчитаться. Сталин спросил:
— Вы говорили по-английски?
— Английский я плохо знаю.
— А французский?
— Знаю, но не говорю.
— А немецкий?