— Вы часто бываете в Берлинггоне? — спросил О'Доннел.

— Довольно редко, — ответила Дениз. — Я приезжаю сюда, только чтобы повидаться с отцом. Я не люблю этот город. — И, рассмеявшись, спросила:

— Надеюсь, я не задела ваши патриотические чувства?

— Разумеется, нет. Но ведь вы родились здесь? Можно мне называть вас просто Дениз?

— Конечно. К чему формальности? Да, я родилась и училась здесь. Но тогда была жива моя мать.

— Почему вы выбрали именно Нью-Йорк?

— Мне кажется, это мой город. К тому же в Нью-Йорке жил муж. — Она впервые упомянула о муже и сделала это спокойно и непринужденно. — Когда мы расстались, я поняла, что не хочу покидать Нью-Йорк. Ни один город не может с ним сравниться.

— Пожалуй, вы правы, — согласился О'Доннел. Дениз очень красивая женщина, подумал он. И вместе с тем она проста и естественна. Ей очень идет это платье, элегантное и, без сомнения, дорогое. О'Доннел вдруг подумал, что Дениз, в сущности, очень богата. Разумеется, как он мог забыть, что она единственная наследница старого Суэйна. Нет, эта мысль особенно не волновала его. Он просто подумал, что впервые ухаживает за богатой женщиной.

— Расскажите о себе, — сказала Дениз. — Я умею слушать.

— В сущности, рассказывать нечего.

Но О'Доннел не заметил, как с увлечением начал рассказывать о работе в больнице Трех Графств, о своих планах и надеждах. Дениз слушала с интересом, лишь изредка задавая вопросы. Ее интересовало его прошлое, друзья и знакомые. О'Доннел ей нравился, ее удивляла глубина его суждений и оценок.

Когда официант вежливо напомнил им, что бар клуба закрывается, и справился, не хотят ли они заказать еще напитки, Дениз отрицательно покачала головой. Посмотрев на часы, О'Доннел с удивлением убедился, что уже час ночи. Поскольку Дениз сразу же отпустила машину, О'Доннелу предстояло доставить ее домой.

Когда они спустились в фойе, Дениз с сожалением сказала:

— Как жаль, что надо уходить. Напрасно мы не заказали еще вина.

— Мы можем заехать ко мне, если хотите, — предложил О'Доннел, сам несколько удивившись собственной дерзости.

— Прекрасная мысль, — просто сказала Дениз. Вечер был тихий и теплый. О'Доннел медленно вел машину… Пока он готовил коктейли, Дениз стояла у открытого окна, глядя на огни города и темную ленту реки.

— Давно я не готовил традиционных коктейлей. Надеюсь, вам понравится, — сказал он, передавая ей бокал.

— Как и все в вас, Кент, — сказала Дениз своим мягким глуховатым голосом. Глаза их встретились.

Телефонный звонок в соседней комнате нарушил тишину. Резкий, требовательный, он повторился, и игнорировать его было невозможно. Когда О'Доннел пересек гостиную и, войдя в спальню, снял трубку, через открытую дверь он видел, как Дениз не спеша собирает свои вещи: перчатки, сумочку, меховую накидку. Вспыхнувшее было чувство досады мгновенно улеглось: звонили из больницы. О'Доннел внимательно слушал, что говорил ему дежурный врач, задавая короткие вопросы. Состояние больного, которого он накануне оперировал, резко ухудшилось.

— Еду, — быстро сказал О'Доннел. — Приготовьте все для переливания крови.

Затем он позвонил швейцару и попросил вызвать для Дениз такси.

Доктор Пирсон обычно рано ложился спать, однако после игры в шахматы с Юстасом Суэйном это не всегда ему удавалось. На следующий день он чувствовал себя неважно и бывал особенно раздражительным. Шахматная партия не замедлила сказаться и в это утро.

Рассматривая заявки на покупку препаратов для лабораторий — занятие, которое он особенно недолюбливал, — он раздраженно фыркнул и отложил в сторону одну из заявок об оплате. Подписав несколько заявок, он снова вернулся к злополучной квитанции и на сей раз гневно нахмурился. Человек, хорошо знавший Пирсона, сразу бы понял, что грозы не миновать, Задержав взгляд еще на одной заявке, он отшвырнул карандаш, схватил бумаги и устремился к двери. Войдя в серологическую лабораторию, он стал искать глазами Баннистера. Старший лаборант находился в дальнем углу лаборатории, где готовил анализы.

— Иди сюда! — приказал Пирсон и бросил бумаги на стол.

— Что случилось? — спросил Баннистер, подходя к Пирсону. Он привык к подобным вспышкам. В известной степени они даже успокаивали его.

— Что случилось? Что это за заявки? — Пирсон немного отошел, хотя все еще был разгневан. — Ты, должно быть, считаешь, что мы с тобой работаем не в захолустной больнице Трех Графств, а в какой- нибудь столичной клинике.

— Но нашей лаборатории нужны эти материалы. Пирсон пропустил возражение мимо ушей.

— Иногда мне кажется, что ты все просто съедаешь. Кроме того, разве я не просил прилагать объяснительную записку к необычным заявкам?

— Я забыл об этом, — покорно повинился Баннистер.

— Пора бы запомнить, что тебе говорят. — Пирсон взял первую заявку. — Зачем нам окись кальция?

На лице Баннистера появилась ехидная улыбка.

— Вы сами попросили заказать. Разве это не для вашего сада? — И старший лаборант тактично, как только мог, напомнил Пирсону, что тот, будучи членом общества садоводов, частенько выписывал химикалии за счет больничной лаборатории. Из вежливости Баннистер даже изобразил смущение.

— А… да… Хорошо… оставим эту заявку. — Пирсон положил ее на стол, но тут же взял другую. — А это что? Для чего нам понадобилась сыворотка Кумбса? Кто ее заказал?

— Доктор Коулмен, — поспешил ответить Баннистер. Услышав это, Джон Александер насторожился.

— Когда? — резко спросил Пирсон.

— Вчера. Доктор Коулмен сам подписал заявку. — Баннистер, указав на заявку, не без удовольствия добавил:

— Поставил свою подпись там, где обычно подписываетесь вы.

Пирсон взглянул на заявку. Подписи он как раз и не заметил.

— Для чего она ему?

Старший лаборант понял, что гроза миновала. Теперь он мог насладиться ролью зрителя.

— Расскажи-ка ему сам, — обратился он к Александеру. Слегка растерявшись, Александер стал объяснять:

— Это для пробы на сенсибилизацию, доктор Пирсон. Анализ крови моей жены, для доктора Дорнбергера.

— Зачем тогда вам сыворотка Кумбса?

— Для косвенного теста Кумбса, доктор.

— Почему такой анализ нужен вашей жене? Особый случай? — В голосе Пирсона звучал сарказм. — Разве недостаточно проб физиологическим раствором и высокомолекулярным белком? Мы их делаем всем.

Александер нервно глотнул и промолчал.

— Я жду ответа, — промолвил Пирсон.

— Дело в том, сэр… — Александер сначала поколебался, но потом прямо сказал:

— Это я сказал доктору Коулмену, что необходима еще третья проба по Кумбсу, и он со мной согласился.