он считает этот разговор беспредметным.

— Может быть, доктор Пирсон не знает, как вы делаете пробу на сенсибилизацию?

— Пирсон прекрасно все знает. — Баннистер уже не сдерживался. К нему вновь вернулись его обычная грубость и раздражительность. Вот так всегда с этими новичками. Не успеют явиться, как жди от них неприятностей. Он искренне старался быть любезным с этим новым доктором, и вот что из этого вышло. Ну, ничего, Пирсон быстро поставит его на место.

Коулмен словно не замечал вызывающего тона старшего лаборанта. Нравится он ему или нет, но какое-то время придется с ним работать. А теперь необходимо выяснить все до конца.

— Боюсь, я не совсем вас понял, — обратился он к Александеру. — Безусловно, антитела в крови беременных женщин не всегда можно обнаружить с помощью только физиологического раствора и высокомолекулярного белка. Вот почему необходима проба на сыворотку Кумбса.

— Именно это я и твержу.

— Разумеется, если нужно, я могу поговорить с доктором Пирсоном, — продолжал Коулмен. — Но я уверен, что это простое недоразумение. В дальнейшем эту пробу и другие делайте только так — все три исследования. И обязательно третье — с сывороткой Кумбса.

— У нас в лаборатории нет сыворотки Кумбса, доктор! — Теперь Александер был рад, что решился еще раз сказать об этом. Новый доктор ему положительно нравился. Может быть, наконец удастся изменить что-то в лаборатории.

— Если нет сыворотки, выпишите ее для нужд лаборатории. Чего-чего, а сыворотки Кумбса у нас хватает. Дайте мне бланк заказа, — обернулся он к Баннистеру. — Думаю, я имею право подписать его. Собственно говоря, это входит в мои непосредственные обязанности — я буду отвечать за работу лаборатории.

Поколебавшись, старший лаборант нехотя открыл ящик стола и, достав нужный бланк, протянул его Коулмену.

— Вообще-то доктор Пирсон сам делает все заказы, — недовольно проворчал он.

— Думаю, что моя работа в отделении будет связана с несколько большей ответственностью, чем счет на пятнадцать долларов, — не без иронии заметил Коулмен, начинавший понимать обстановку.

Телефонный звонок выручил Баннистера.

— Меня вызывают в клиническое отделение, — ворчливо сказал он, кладя трубку.

— Я вас не задерживаю, — холодно ответил Коулмен. Все, что произошло, возмутило его гораздо больше, чем он мог предполагать. Неправильная методика исследования — вопрос настолько серьезный, что его нельзя недооценивать. Навести здесь порядок будет не так просто, если такие, как Баннистер, станут мешать этому. Должно быть, патологоанатомическое отделение находится в еще более запущенном состоянии, чем он думал.

Коулмен снова, теперь уже внимательно, осмотрел помещение лаборатории. Горы использованной лабораторной посуды, кипы ненужных, пожелтевших от времени бумаг, на столах и стенах — слой пыли, кое-где даже плесень. Коулмен медленно обошел лабораторию, заглядывая во все углы.

Александер с беспокойством наблюдал за ним.

— Неужели лаборатория всегда в таком состоянии? — наконец не выдержал Коулмен.

— Да, здесь грязно, — согласился Александер, испытывая жгучее чувство стыда от того, что Коулмен увидел, как неприглядна лаборатория. Однако он счел излишним оправдываться и рассказывать новому доктору о том, как все его попытки навести хотя бы минимальный порядок были решительно отвергнуты старшим лаборантом. Баннистер категорически запретил к чему-либо прикасаться.

— Грязно? Я бы выразился определенней. — Коулмен провел пальцем по полке — на пальце остался толстый слой пыли. «Все здесь необходимо срочно менять, — подумал он. — Или пока еще повременить?» Коулмен знал, как необходимы такт и осторожность в отношениях с новыми сослуживцами. Опыт и благоразумие подсказывали ему, что торопиться не следует. И тем не менее он понимал, как трудно ему будет сдерживать свой нетерпеливый характер, видя эту грязь и запустение.

Александер тем временем пристально разглядывал доктора Коулмена. Как только тот вошел в лабораторию, Джону показалось, что он где-то его уже видел.

— Извините, доктор Коулмен, — решился наконец Александер, — но мне кажется, мы с вами встречались.

— Возможно, — подчеркнуто безразлично ответил Коулмен. Он вовсе не хотел, чтобы его поддержка Апександера в споре с Баннистером стала поводом к фамильярности в их отношениях. Но тут же понял, что был не слишком вежлив. — Я стажировался в Белвью, затем работал в клинике Уолтера Рида и Главной больнице штата Массачусетс.

— Нет, не там. Видимо, я встречал вас раньше. Скажите, вы бывали в Нью-Ричмонде, штат Индиана?

— Да! — воскликнул Коулмен, не скрывая удивления. — Я родился там.

— О, теперь я вспомнил. Мне знакомо ваше имя… Доктор Байрон Коулмен — ваш отец?

— Вы его знаете? — Уже много лет никто не вспоминал имени его отца.

— Я сам из Нью-Ричмонда, и моя жена тоже.

— Вот как! Мы встречались с вами? — заинтересовался Коулмен.

— Не думаю. Хотя я помню, что видел вас несколько раз. — Джон Александер стоял в социальном отношении на несколько ступенек ниже доктора Коулмена. — Мой отец был фермером, мы жили за городом. Но вы, вероятно, знаете мою жену, Элизабет Джонсон. У ее отца был магазин скобяных товаров. Коулмен задумался, что-то припоминая.

— Не было ли это связано с каким-то несчастным случаем? — наконец спросил он.

— Совершенно верно, — подтвердил Александер. — Отец Элизабет погиб, когда поезд разбил его машину на железнодорожном переезде. Элизабет тоже была с ним.

— Да, теперь я вспоминаю, что слышал об этом. — Воспоминания перенесли Коулмена на много лет назад, в кабинет отца, доктора Байрона Коулмена. — Правда, меня тогда не было в Нью-Ричмонде, но мне рассказывал отец.

— Элизабет была при смерти, но ей вовремя сделали переливание крови. Вот тогда я впервые побывал в больнице. Я почти безвыходно жил там в течение недели. — Александер умолк, раздумывая, а затем, словно обрадовавшись пришедшей ему в голову мысли, посмотрел на Коулмена. — Если у вас выдастся свободный вечер, мы с женой будем рады видеть вас у себя, доктор Коулмен. — И Александер снова умолк, словно поняв, что, хотя они оба из Нью-Ричмонда, между ними по-прежнему водораздел — сын фермера и сын врача.

Коулмен тоже понимал это. Но в нем говорил не столько снобизм, сколько осторожность. Всякое сближение с подчиненными вредило служебной дисциплине. Вслух же он сказал:

— Боюсь, что в ближайшее время я буду очень занят. — Коулмен почувствовал, как фальшиво и неубедительно прозвучали его слова. «Да, друг мой, — сказал он себе, — ты мало в чем изменился».

Порой Гарри Томаселли ловил себя на мысли, что был бы счастлив видеть старшую диетсестру миссис Строуган как можно реже. Но хорошая диетсестра — находка для больницы. А миссис Строуган была прекрасной диетсестрой, Томаселли это хорошо знал. Только почему Хилда Строуган никак не может воспринимать больницу Трех Графств как нечто единое? После каждой беседы с ней, а их было немало, Томаселли все больше убеждался, что для старшей диетсестры центром больницы являются кухня и все связанные с ней службы, а все остальное второстепенно. Будучи человеком справедливым, Томаселли понимал, что это объясняется чрезмерно серьезным отношением Строуган к своим обязанностям. Подобный недостаток следует прощать. Томаселли предпочитал иметь дело с такими беспокойными работниками, как старшая диетсестра, чем с людьми нерадивыми и равнодушными.

Вот и сейчас в кабинете Томаселли старшая диетсестра, заполнив собой все кресло, снова повела решительную атаку на администратора.

— Понимаете ли вы, как это важно, мистер Т.? — С теми, кого она давно знала, миссис Строуган имела обыкновение разговаривать без излишних формальностей и называла их просто по первой букве фамилии. Даже собственного мужа она называла «мистер С.».

— Думаю, что да, — согласился Томаселли.