Обернувшись, Саймон оказался лицом к лицу с Хэпберном. Негодяй просто сиял от самодовольства, и Саймону очень захотелось ударом кулака стереть радостную улыбку с его лица.
— Чего вам нужно?
— Ответ на вопрос, которым задается нынче весь двор. Почему убийца пряталась в вашем доме? Очень странный поступок для человека, который клянется, что посвятил себя поискам правды и защите невиновных.
Саймон видел, как многие из придворных подошли к ним поближе. Было неразумно хватать Хэпберна за горло и держать, пока душа не расстанется с телом. Слишком много свидетелей, решил Саймон. Доверительно склонившись к уху Хэпберна, он сказал достаточно громко, чтобы слышали все, кто был поблизости:
— Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой. Что вы делали в моем доме, угрожая перерезать горло двухлетней девочке?
Поднялся ропот голосов, несколько дам негодующе заахали. Уолтер уставился на Саймона:
— В отличие от вас, сэр, я люблю моего короля. Вы не делаете решительно ничего, чтобы поймать предателей, поэтому я решил заняться этим сам. Девушка, которую вы прятали, ударила меня, пытаясь сбежать. Я должен был что-то предпринять.
— Да, я слышал, что она дала вам пинка, загнав яйца вам прямо в глотку. Ножка у нее крошечная, так что удивительно — как это она сумела попасть по такой мелкой цели.
Не обращая внимания на проклятия Хэпберна и смешки придворных, Саймон повел Рейда прочь из замка. Он был зол на весь свет, даже на короля. Годы тяжелой работы, безупречной честности и преданности, и вот награда! Ему хотелось выплюнуть правду ему в лицо. Сказать, что думает о многих из тех, кто толпится вокруг трона в надежде урвать хоть малый кусок или сделать следующий шаг к могуществу и привилегиям. Пиявки, вот кто они все!
— Вы можете найти тех плохих людей, Саймон? — спросил Рейд, когда Саймон посадил его в седло и следом сел сам.
— И могу, и найду, Я знаю почти все имена. Но в данный момент все, чем я располагаю, — слово одного предателя, который тычет обвиняющим перстом в другого. — Саймон взглянул на Рейда. — Я должен забыть о собственном тщеславии и просто делать свою работу. Найти людей, арестовать и поставить их перед королем. Потом придется молить Бога, чтобы мои доказательства устояли перед могуществом и звонкой монетой, которыми располагают многие из заговорщиков. Если честно, сейчас мне безразлично, если некоторым удастся избежать петли и еще раз повторить попытку убить короля.
— Один из них сэр Уолтер Хэпберн, правда? Так говорила Илзбет.
— Да. Он преступник и будет пойман. Даже если мне придется упустить некоторых других, потому что меня вынуждают действовать как можно быстрее. Но Хэпберну от меня не уйти.
— Хорошо. Я хочу, чтобы его наказал и. Он мог убить мою сестру! И теперь из кожи лезет, чтобы Илзбет повесили за его преступления!
— Не бойся, парень. Очень скоро он дорого за все заплатит.
Самое ужасное в том, когда сидишь в тюрьме, — это вонь. Илзбет отнюдь не была изнеженной брезгливой девицей. Она знала, как пахнет на скотобойне зимой, что такое запах крови и зловоние экскрементов человека и животных. Даже запах смерти был ей знаком, но тюремная вонь заставляла ее желудок сжиматься в неудержимом желании выплеснуть рвоту. Ее одолевали утраченные надежды, страх и унылое смирение. Илзбет пугала мысль — сколько невинных, таких, как она, были брошены сюда умирать. Казалось, каменные стены насквозь пропитаны горем и тоской сих несчастных.
Где же Саймон, спрашивала она себя; Начинался ее второй день в этом аду. Мрак, время от времени звон цепей, да еще и крики. Значит, она здесь не одна. И тем не менее она не могла отделаться от ощущения полного, безнадежного одиночества. Ее родные примчались бы к ней, если б знали, где она; но это кончилось бы тем, что их бы тоже арестовали и бросили в темницу. Нет, ей нужен Саймон. Где же он?
Внезапно свет за дверью ее камеры стал ярче. Илзбет села на изъеденном крысами тюфяке, который был ей вместо постели. Потом она услышала шаги. Двое мужчин, решила она, напрягая слух. Может быть, один из них Саймон? Когда в поле зрения появился Уолтер и второй, очень могучего телосложения мужчина, она в сердцах выругалась. Разочарование было таким сильным, что она даже удивилась — почему душевная рана не кровоточит? Когда мужчины остановились перед густо зарешеченным окошком ее камеры, она послала Уолтеру взгляд, полный убийственного презрения, а потом взглянула на его спутника. В нем было что-то очень знакомое — рост, фигура, широкий разворот плеч, длинные ноги. Но что здесь удивительного? В ее собственной семье было немало обладателей широких плеч и длинных ног. Но когда Уолтер, с лица которого не сходила самодовольная улыбочка — ей становилось не по себе от этой улыбки, — поднес факел поближе, осветив лицо пришедшего с ним мужчины, она нахмурила лоб, сосредоточенно изучая внешность незнакомца.
С ее губ слетел испуганный крик, когда она поняла, почему он показался ей знакомым. У мужчины был один-единственный глаз, но даже с одним глазом угадывалось сходство с Саймоном. Впервые Илзбет порадовалась тому, что сидит в камере, куда Генри не дотянуться.
— Так ты привел Генри, это чудовище из Лоханкорри, вот как, Уолтер? — спросила она, уже понимая, кто этот мужчина. — Стараешься выслужиться, показывая, как ловко замел следы собственного преступления? Поразительная храбрость! Взвалить все на невинную девушку — для этого нужно быть выдающимся храбрецом. Ложь, обман, убийство, преступление. Ты трудился день и ночь, чтобы собрать весь арсенал благородного рыцаря в своем королевстве. Вот история, которую можно будет поведать внукам, правда? Да, но, если я отсюда как-нибудь выберусь, у тебя не будет ни детей, ни внуков, потому что я отыщу самый острый нож и лишу тебя возможности иметь потомство.
Уолтер смотрел на нее, пытаясь казаться суровым и в то же время безразличным к ее оскорблениям и угрозам. Странный это был взгляд! Брат Саймона молча смотрел на нее в холодной, неумолимой ярости. Его здоровый глаз на обезображенном шрамом лице производил странно отталкивающее впечатление. Илзбет недоумевала, как она могла, хотя, бы на минуту, подумать, что у них с Саймоном похожие глаза. В то время как Уолтер пытался казаться безразличным, Генри таращил единственный глаз так, что он грозил вылезти из орбиты. Казалось, этот человек готов зубами перегрызть решетку, чтобы добраться до Илзбет. Ей страшно было даже подумать, что бы он сделал, дотянись до нее своими ручищами!
— Слышал, что ты та самая девица, которую мой братец уложил в постель и ради которой готов рискнуть своим добрым именем?
Он осмотрел ее с головы до ног с таким пренебрежением, что ей немедленно захотелось дать ему пощечину. Во второй раз после того как ее бросили в эту ужасную клетку, она от души порадовалась, что между ней и Генри толстые прутья решетки и оба раза из-за этого страшного человека. С одной стороны, они мешали ей наброситься с кулаками на негодяя, который причинил столько боли Саймону. Кроме того, и Генри, лэрд Лоханкорри, не мог свернуть ей шею или сотворить что-нибудь еще, не менее ужасное.
— Чем бы мы ни занимались с вашим братом, вас это не касается, — отрезала она.
Каждый раз, когда Илзбет смотрела на Генри, ее мысленному взгляду представлялась спина Саймона, покрытая рубцами.
— Я предлагаю вам, Генри, бросить эту затею с заговором да поскорее убираться домой. Мальчик, которого десять лет назад вы избили чуть не до смерти, теперь стал мужчиной, и этот мужчина не успокоится, пока вас не приговорят и не казнят, потому что вы предатель. Чем черт не шутит — вдруг, если уйдете по-хорошему, сумеете сохранить все то, что имеете? Вашу жизнь, ваши земли и ваши кнуты, мерзкий вы ублюдок!
От злости голос ей изменил, и она заговорила свистящим шепотом.
