сказала она.

— Он уже выдвинул свои обвинения, теперь от него почти ничего не зависит.

— Разумеется. И когда же суд?

— Через четыре дня. У ваших родных еще есть время прийти вам на помощь. Возможно, им удастся как-то договориться с Тирлохом или со мной и другими мировыми судьями.

— Мировыми судьями? Так я предстану перед судом магистратов? Без присяжных? И никто не будет говорить в мою защиту?

— Нет. На это нужны деньги.

— Значит, никто не хочет платить, — проговорила она, с трудом веря в собственные слова.

Корбин прочистил горло.

— Ваше пребывание в тюрьме оплачивается.

— Понятно. Они даже не пытаются меня освободить, но снизошли до того, чтобы обеспечить мне достойное тюремное заключение. — Она оттолкнула миску — к ее удивлению, полупустую. — Если меня приговорят к повешению, они и пальнем не шевельнут, чтобы меня спасти.

— Мы больше не вешаем воров, мисс Данстан.

— Зато делаете много других малоприятных вещей. К тому же я не просто воровка. Я еще совершила нападение на человека.

— Расскажите мне, что на самом деле произошло. Узнав всю правду, я смогу вам помочь, — почти взмолился Корбин.

В его голосе было столько искреннего сочувствия, что она чуть было не согласилась. Родители бросили ее и, значит, утратили право на ее слепую преданность. Однако от признания ее удерживали две вещи: собственное достоинство и необходимость защитить от скандала брата, Натана. Плезанс взглянула на свой плащ, висевший на спинке койки, и подумала про отмычку. Она будет молчать. А в крайнем случае сбежит.

— Мне нечего вам сказать, — пробормотала Плезанс и уткнулась в кружку с сидром, чтобы не видеть расстроенного лица Корбина. — Когда состоится суд?

— Я уже говорил — через четыре дня.

Плезанс вздохнула. Ожидание будет долгим, особенно, если ее родные над ней не сжалятся. Когда Корбин ушел, она легла на койку и наконец дала волю слезам, которые сдерживала с момента ареста.

Одна, совсем одна!

Умываясь, Плезанс передернулась от холода. Горячая вода, которую ей принес Корбин, быстро остыла в промозглой камере. Она торопливо вытерлась и надела платье, которое пришло в плачевное состояние после недельного заключения. Она поморщилась. Другой одежды ей не дали. На суде она будет являть собой довольно жалкое зрелище.

Ей до сих пор не верилось, что она попала в такой переплет. Родители отказались от нее, чтобы спасти себя и свою драгоценную Летицию. Несколько дней назад обида в душе Плезанс сменилась яростью. Это чувство слабо вспыхивало где-то внутри, пробиваясь сквозь холод, овладевший всем ее существом, и она пыталась ухватиться за него как за спасительную соломинку, которая поможет ей выдержать предстоящее испытание.

Когда пришел Корбин, чтобы отвезти ее в суд, она накинула плащ. Он вывел ее из подвала на заднюю подъездную аллею, где их ждала карета. По пути Плезанс украдкой сунула руку в карман, где лежала ее отмычка. Пальцы сомкнулись на холодном железе, и она почувствовала себя немного увереннее. «Еще не все потеряно!» — сказала она себе, забираясь с помощью Корбина в карету и надеясь, что мысль о возможном побеге не даст ей пасть духом, когда она встретится лицом к лицу со своими жестокими родственниками.

Когда ее подвели к мировым судьям, усталая замерзшая Плезанс изо всех сил старалась держаться прямо. Но при виде огромной толпы, наводнившей зал заседаний, она моментально утратила всю свою уверенность. Теперь она чувствовала лишь тупое оцепенение, которое осталось в ней после недельного пребывания в холодном сыром подвале Корбина Маттиаса.

Она медленно подняла глаза и посмотрела на членов своей семьи. Отец, мать, Летиция и Лоуренс сидели на передней скамье просторного зала рядом с Джоном Мартином и его родителями. Все они откровенно делали вид, что не замечают Плезанс. Несмотря на свое отчаянное положение, она почувствовала робкую надежду: среди них не было ее брата Натана, значит, он еще не вернулся из Филадельфии и скорее всего пока не ведает о ее беде. Может, хотя бы Натан ей поможет… Приободрённая этой мыслью, Плезанс расправила плечи.

Она стояла в маленьком огороженном пространстве справа от длинного стола, за которым сидели четверо мировых судей. Зал судебных заседаний был полон, на жестких деревянных скамьях не осталось ни одного свободного места. Несколько человек даже стояли в дальнем конце у дверей. Многие из присутствующих дам лениво обмахивались веерами, ибо первая неделя сентября выдалась очень жаркой.

Плезанс догадывалась, что народ повалил на суд, привлеченный фамилией Данстан. Все, кроме ее родственников, внимательно разглядывали ее. Их, конечно, удивляло (как и ее саму), почему ее судят не присяжные и почему на суде нет адвоката. С ней обращались как с нищим преступником. Родители не потратили ни цента и палец о палец не ударили, чтобы ей помочь.

Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вдох, потом украдкой взглянула на Тирлоха О'Дуна, который сидел, высокий и бесстрастный, перед заинтересованной толпой. Безусловно, хорошо, что он не получил ранения после ее удара кубком по голове, но в данный момент это обстоятельство почему-то ее огорчало.

Она злилась на него почти так же сильно, как и на своих родных. Да, она плохо с ним обошлась, но не заслужила такого унижения. Его месть ее семье слишком жестока. Задетое самолюбие и, возможно, легкое разочарование на любовном фронте не повод для подобных ответных действий. Его обвинения и этот суд погубят всю ее жизнь. Он вернется домой, и вскоре все забудут о его роли в этом скандале, если уже не забыли. А она станет изгоем общества, прокаженной, от которой отреклись даже ее ближайшие родственники.

Внезапно Тирлох обернулся, и взгляды их встретились. Увидев на его лице сожаление, даже сочувствие, Плезанс тут же смягчилась, но потом строго напомнила себе, что это именно он велел ее арестовать, и в глазах ее сверкнула холодная ненависть. Она быстро отвернулась. Подумать только: этот человек совсем недавно нежно ухаживал за ней, а теперь выступает в качестве ее обвинителя перед мировыми судьями! Что ж, такой крутой зигзаг судьбы весьма действенное лекарство от страстной влюбленности.

Тирлох мысленно поморщился, увидев ее гневный взгляд, после которого она тут же повернулась к нему спиной. Он вовсе не собирался доводить дело до суда и думал, что родители спасут ее от скандала, однако они вели себя так, как будто она была им чужим человеком. Они навели о ней справки всего один раз, сразу после ее ареста, да и то лишь затем, чтобы выяснить, как много она рассказала. Узнав, что она молчит, они пустили в ход Летицию, и та наплела такое, что у Тирлоха волосы встали дыбом.

Превосходно разыгрывая робость и сожаление, Легация клеветала на сестру. Из ее слов выходило, что Плезанс была обычной потаскушкой. Она украла кубок, чтобы подарить его Тирлоху и тем самым завоевать его симпатию. Теперь остановить колесо правосудия, раскрученное Тирлохом, было уже невозможно. Его маленькая сеть переплелась с куда более сложной сетью, сплетенной семьей Данстан.

Как только Данстаны и Мартины выставили перед собой щит из власти и престижа, отгородившись от арестованной Плезанс, он оказался бессилен. Его никто не желал слушать; для борьбы с такими высокопоставленными жителями Вустера требовалась поддержка, получить которую он не успел.

Впрочем, был один план, но Тирлох не решался его применять, боясь заслужить еще большую