мама с этим смирилась. — Он смотрел на амулет сильной магии, выпирающий у меня из сумки, и я убрала ее за спину. — Ты найдешь мне книгу? — спросила я, вдруг почувствовав себя неуверенно, и затянула на шее шарф.

Робби помолчал, потом выдохнул, опустив плечи.

— Найду. Но мне не нравится то, чем ты занимаешься.

— Будто хоть когда-то нравилось, — сумела я улыбнуться, открывая дверь. — Но я очень рада за тебя и Синди. И не могу уже дождаться, пока ее увижу.

Тут он тоже наконец улыбнулся.

— Я тебе дам ее телефон, — сказал он, показывая куда-то в ночь, — и можешь ей позвонить. Она тоже умирает — хочет с тобой познакомиться. Хочет выбрать тебя темой своей диссертации.

Я остановилась на пороге и обернулась:

— Это почему? — спросила я подозрительно, и он дернул плечом в ответ:

— Ну, я ей рассказал про твои демонские метки. Она же колдунья, она увидела бы копоть на твоей ауре и стала бы спрашивать, откуда это.

Я вернулась обратно и закрыла дверь.

— Ты ей что рассказал? — спросила я громко, радуясь, что перчатка закрывает метку демона на руке. Нет, надо будет заставить Ала забрать свое имя обратно и избавиться хотя бы от одной.

— Извини, — сказал он нагло, и сожаления в его тоне не было ни капли. — Наверное, не надо было, но я не хотел, чтобы она увидела тебя, не зная, откуда взялась копоть.

Я нетерпеливо помахала рукой между нами:

— Нет-нет, почему она хочет выбрать меня темой диссертации?

Робби захлопал глазами:

— А! Она же специализируется по криминологии. Я ей рассказал, что ты — белая колдунья с демонской копотью, спасшая такой ценой чужую жизнь. Что можно быть хорошей и иметь на душе копоть. — Он запнулся, спросил: — Ничего же я плохого не сказал?

Я мысленно встряхнулась и кивнула:

— Ничего, конечно.

— На вот. — Он протянул мне конверт с билетами. — Не забудь.

— Спасибо. — Я сунула билеты в карман, наткнулась там на твердый шарик слезы баньши. — Может, поменяю на более ранний рейс.

— Это будет потрясающе! Мы будем очень, очень рады, ты только нам дай знать, чтобы прибрали в одной из гостевых комнат. — Он улыбнулся в тридцать два зуба: — Ты всегда желанный гость.

Я обняла его на прощанье, отступила и открыла дверь. В ночи ощущалась сухая резкость, и я посмотрела на Маршала — он ждал, глядя, как я иду по расчищенной дорожке. Включился свет на крыльце, я помахала рукой тени у окна. Последние слова Робби все крутились в мозгу и крутились, и я их повторяла и повторяла, пытаясь понять, чем же они мне не нравятся.

— В молл? — спросил Маршал жизнерадостно, когда я села. Может, был рад, что я спасла его от разговора с мамой, зачастую одностороннего. Вручила ему завернутый пирог, и он замычал весьма одобрительно.

— Да, в молл, — ответила я и пристегнула ремень.

В машине было тепло, заиндевевшие окна оттаяли, но меня вдруг пробрало холодом, когда до меня дошел смысл последних слов Робби и я даже заморгала, переваривая. Я всегда желанный гость. Я понимала, что он хотел выразить самое искреннее гостеприимство, но то, что ему нужно было это сказать, значило гораздо больше. Он женится. Он строит свою жизнь и встраивается в нее, находя себе место под солнцем. Он женится, и будет уже не только моим братом, но еще и чьим-то мужем. И пусть мы с ним всю жизнь ругались, но сейчас рвется связь — рвется уже тем, что он больше не одинок. Он становится частью иного целого, и когда приглашает меня в это целое, абсолютно ненамеренно сообщает мне, что я там — человек со стороны.

— Торты у твоей мамы изумительные, — сказал Маршал, и я улыбнулась ему через все широкое сиденье машины.

Он включил передачу и осторожно, помня про лед, двинулся с места, медленно направляясь к моллу.

— Да, отличные, — ответила я в мрачном настроении.

Может быть, надо смотреть по-иному? Я не потеряла брата, а приобрела сестру?

Ага. Как же.

У края толпы я остановилась, не сводя глаз со спокойного вампира, которого провели под желтой лентой к ожидающим у тротуара машинам ОВ.

— Понятия не имею, — говорил вампир в наручниках удивленным голосом. — Мне глубоко плевать, что думает о моей матери какой-то там вервольф. Он меня просто разозлил.

Ответ неживого конвоира потерялся в шуме, и эти двое вошли в суматоху и неразбериху мигающих огней, шести стоящих у тротуара джипов ОВ, двух фургонов телевидения, восьми машин ФВБ и всего того народа, что на всем этом приехал. У всех машин горели фары, у кого были вертелись мигалки. В холодном воздухе веяло ощущением финала, и я вздохнула. Успела к шапочному разбору.

Ждать Маршала, который никак не мог припарковаться, я не стала — его все равно не пропустят. Я бы не удивилась, если бы и со мной не все гладко вышло: хоть меня и пригласили, а ФВБ мне больше не доверяет. Предрассудки идиотские. Сколько еще раз я себя должна проявить?

Задрав подбородок и оглядывая местность, я пробиралась туда, где желтая лента подходила к стене. Надо будет проскользнуть под ленту и надеяться на лучшее. Но моя попытка поднырнуть под ленту позорно провалилась, когда мы чуть не столкнулись лбами с некоей личностью, пытавшейся проделать то же самое.

— Здравствуй, Том, — сказала я с кислой рожей, подаваясь назад. — Все время мы с тобой друг на друга натыкаемся.

Бывший агент ОВ выпустил ленту. Изумление на его лице сменилось злобной досадой, он хотел было что-то сказать, потом стиснул зубы, молча сунул руки в карманы и пошел прочь.

Я в удивлении смотрела ему вслед, пока его не скрыли снег и толпа.

— М-да, — пробормотала я себе под нос.

Потом, слегка разочарованная, что не удалось поругаться, я поднырнула под желтую ленту и дернула ближайшую к себе дверь, желая убраться с холода. В тамбуре между двумя дверями ветра уже не было, и стали слышны гулкие голоса, повышенные от злости и досады. За внутренними дверями стояли группой сотрудники ФВБ в мундирах, и я решила, что это мой лучший шанс.

— Пардон, мэм, — произнес низкий голос, и я — инстинкт! — успела отдернуть руку от внутренней двери раньше, чем на нее опустилась чужая толстопалая рука.

Это был неживой вампир — весьма молодой, судя по виду, — поставленный охранять эту дверь. С колотящимся сердцем я подбоченилась, окинула его взглядом с ног до головы.

— Я из ФВБ, — сказала я, и он засмеялся. Синие ободки глаз стали уже, когда он напустил на себя ауру.

— Колдуны на ФВБ не работают, — сказал он. — А вот на репортера вы очень похожи. Вернитесь за ограничитель, мэм.

— Я работаю без ограничений, и я не репортер, — сообщила я, глядя в чисто выбритое лицо. В любой другой момент я бы остановилась полюбоваться, но сейчас спешила. — И кончай баловаться с аурой, — сказала я ему в раздражении. — Моя соседка таких как ты на завтрак пачками ест.

Глаза у вампира стали совершенно черными, фоновый шум рева рассерженных голосов вдруг исчез. У меня от лица отлила кровь, я вдруг оказалась прижата спиной к наружной двери.

— Я бы тебя глотнул на завтрак, — понизил голос вампир, и этот голос будто прохладным туманом