— Ты не имеешь права снова вызывать папу. — Только теперь он посмотрел на меня, и стало заметно, что нрав у него крутой. — Маме чертовски трудно было прийти в себя после этого твоего фокуса. У меня на это ушло две недели и пять сотен на телефонные счета.

— Ладно, а я семь лет пыталась привести ее в чувство, когда ты уехал, а папа погиб. Так что мы в расчете.

— Так нечестно, — упрекнул он меня, сгорбившись.

— И бросить нас ради своей вонючей карьеры тоже нечестно! — У меня застучало сердце. — Вот не удивительно, что у нее шарики заехали за ролики. Ты поступил с ней точно как Таката — вы с ним совсем одинаковые!

Лицо моего брата немедленно замкнулось, он отвернулся, а мне тут же захотелось взять свои слова обратно, пусть они даже правдивы.

— Робби, прости меня, — сказала я, и он глянул на меня искоса. — Я не должна была так говорить. Но просто… мне очень нужна эта книга.

— Она опасна.

— Мне уже не восемнадцать! — воскликнула я, упираясь в бок рукой с полотенцем.

— А ведешь себя как восемнадцатилетняя.

Я бросила вытертые вилки и ножи в ящик, захлопнула его и повернулась. Видя, как я огорчена, Робби смягчился, и в голосе его послышалось сочувствие и то же страдание, что у меня:

— Отец нашел покой, Рэйчел. Отпусти его.

Я раздраженно мотнула головой:

— Я не буду его вызывать. Мне нужно поговорить с Пирсом.

Робби хмыкнул неодобрительно, выпуская воду из раковины и полоща сковороду под краном.

— И он нашел покой. Не трогай беднягу.

Я слегка оживилась от воспоминания о вечере, который мы Пирсом провели в снегу Цинциннати. Я тогда впервые почувствовала себя живой. Впервые оказалась в состоянии кому-то помочь.

— Пирс не нашел покоя. Он у меня в церкви, и уже почти год там. Меняет рингтоны в моем телефоне и заставляет кошку Дженкса на меня таращиться.

Робби обернулся, ошеломленный, и я протянула руку выключить воду вместо него.

— Ты шутишь?

Я попыталась выглядеть не слишком самодовольной, но Робби мой брат, и я в своем праве.

— Я хочу помочь ему обрести покой. Где книга? — спросила я, беря у него из рук сковородку и вытряхивая из нее воду.

Он задумался, пошарил под раковиной в поисках порошка, слегка посыпал раковину изнутри и поставил банку на место, где она стоит уже почти тридцать лет.

— На чердаке, — сказал он, начиная оттирать грязь. — И мамин тигель там же. Помнишь, тот, дорогущий, красно-белый? И бутыль для хранения зелий. Не знаю, где часы. Ты их не потеряла?

С окрыленной душой я поставила сковородку, не успев ее вытереть.

— Они у меня в комоде, — ответила я, стараясь не чихнуть от резкого запаха чистящего порошка. Посудное полотенце я повесила сохнуть и направилась к двери. Вроде бы получу все за один заход. Вот же везение!

Я была уже на полпути к двери, когда Робби поймал меня за локоть.

— Я принесу, — сказал он, глядя мне за спину в невидимую отсюда гостиную. — Пусть мама не знает, что ты задумала. Скажи ей, что я ищу свою коллекцию крышек от бутылок.

Я кивнула, но фыркнула. Ну да, и потащит пивные пробки к самолете через всю страну.

— Десять минут, — ответила я. — Если не успеешь, я поднимусь за тобой.

— Справедливо. — Он улыбнулся, снял с вешалки посудное полотенце и вытер руки. — Какая же ты у меня милая сестрица. Откуда только берутся грязные слухи?

Я попыталась придумать достойный ответ, но все мысли вышибло, когда он стукнул меня полотенцем и попал.

— Эй, ты! — завопила я.

— Робби, не трогай сестру, — донесся далекий голос матери из гостиной, и в нем была привычная твердость. Мы оба с Робби улыбнулись. Давно уже такого не слышали. Улыбаясь в его невинно раскрытые зеленые глаза, я взяла губку и взвесила ее на руке.

— Рэйчел! — донесся снова мамин голос.

Робби швырнул в меня полотенцем и неспешно вышел из кухни, излучая уверенность. Почти сразу послышался стук открываемого чердачного люка и лестницы, опущенной на ковер коридора возле спальни. Убежденная, что сегодня я увезу домой все, что мне нужно, я вытерла раковину и повесила полотенце.

— Кофе! — прошептала я, принюхиваясь к кофеварке и надеясь, что мама сдержится в присутствии гостя.

С тихим шарканьем подошв по линолеуму вошла мама:

— А что Робби делает на чердаке?

Я отвернулась от все еще капающей кофеварки.

— Ищет свою коллекцию пивных крышек.

Да, я солгала родной матери. Но можно ручаться, что Робби что-нибудь да найдет. Так что это даже не совсем вранье.

Мама хмыкнула, доставая из буфета четыре белые чашки и ставя их на поднос. Этот сервиз она держала для самых дорогих гостей, и я подумала, что бы это могло значить.

— Хорошо, когда вы оба дома, — сказала она тихо, и меня отпустило напряжение.

Хорошо, что Робби здесь, и можно ненадолго притвориться, будто ничего не изменилось.

Мама засуетилась возле подноса, пока кофеварка выдавала последние капли, и снова я отметила, какие у нее молодые руки. Колдуны живут почти два столетия, и мы с мамой могли бы сойти за сестер — особенно с тех пор, как она перестала одеваться как уборщица.

— Синди прелесть, — сказала мама ни с того ни с сего, и я дернулась, вернулась к реальности, когда она упомянула подругу Робби. — Он ее дразнит, как тебя. — Мама улыбалась, и я пошла достать из холодильника сливки. — Тебе она понравится, — добавила мама, глядя на задний двор, освещенный фонарем соседей. — Она работает в университете, доучивается до диплома.

Не дура, значит, подумала я, не удивляясь. Во время разговора за ужином эта тема не поднималась. Интересно, почему.

— А что она изучает?

Мама поджала губы, задумалась.

— Криминологию.

Совсем не дура. Слишком умная, может?

— Ей остался год, — сказала мама, раскладывая ложечки по салфеткам. — Они так мило вместе смотрятся — она уравновешивает Робби. Он витает в облаках, а она так хорошо стоит на земле. И красавица невозможная. Детки у них будут — загляденье.

Она умиленно улыбнулась, и я улыбнулась с ней, поняв, что Робби, осев на земле, взлетел на совершенно новый уровень маминых надежд. На меня она рукой махнула, а вот Робби сейчас получит полную порцию. О, как жаль…

— А скажи мне, — спросила она обманчиво ласковым голосом, — как там у тебя с Маршалом?

Я перестала улыбаться. М-да, кажется, она не махнула на меня рукой.

— Нормально. Отлично ладим, — ответила я несколько нервозно. Именно мама мне говорила, что у нас с Маршалом просто утешительный роман после разрыва, но, услышав сегодня за ужином, как Маршал вытаскивал Тома из-под моей кухни, она могла изменить мнение.

— Робби он понравился. А мне приятно знать, что рядом с тобой есть мужчина, который может за тобой присмотреть. И залезть к тебе в подпол убивать змей, если можно так выразиться.

— Мама… — Вдруг я оказалась в канкане. — Я сама могу убивать своих змей. Мы с Маршалом друзья, и этого нам хватает. Ну почему у меня не может быть друг-мужчина, а? Каждый раз, как я добиваюсь чего- то большего, сама все порчу. И вообще ты мне говорила, что он — не долговременное решение, а кратковременное развлечение.