– Вряд ли это можно назвать нормальным, – говорила Барбара.

Однако Дон был большим почитателем заводной, пылкой Ру. Одной из тех, кто в один прекрасный день станет кем-то особенным.

Позже он с ней познакомился. Ру собирала материал для написания статьи о методах тестирования в государственных школах. Она спросила у Дона, можно ли ей взять у него интервью.

– Давай, спрашивай, – сказал Дон, принимая глубокомысленный вид. Ему нравилось, когда люди интересовались его мнением по любому вопросу. Он сам был готов останавливать на улице женщин, проводящих опросы общественного мнения. Он сновал перед камерами и ошивался вокруг репортеров с микрофонами. Большинство предложений он начинал со слов: «По моему мнению…» В любой группе людей, большой или маленькой, он мог бы создать исполнительный комитет, в котором сам баллотировался бы на пост генерального секретаря. «Генеральный работяга», – говорил про себя Дон. Он умел смеяться над самим собой.

Ру хотела взять интервью у обыкновенного, среднестатистического человека. Так она и сказала Дону в начале их беседы. Именно эти слова, по убеждению Анны, и стали ошибкой Ру.

Дон не считал себя обыкновенным или среднестатистическим. Он не чувствовал себя посредственным ни в одной из областей.

Разве Ру не видела их большое чучело совы? А их металлические шахматы? А бокалы из муранского стекла[39], купленные во время их медового месяца и привезенные из самой Италии? Они все еще целы и невредимы. Не многие из туристов могли позволить себе купить такие бокалы. А как насчет балерины из чистого фарфора? Такие статуэтки не продавались «по две за один пенс». Все это Дон мог бы высказать Ру. Кроме того, как насчет Анны, которая училась в Арндейле? Ру ведь тоже там училась, верно?

Разве сейчас это заведение не называется университетом?

А кстати, видела ли Ру их ванную, которую Дон только что полностью отремонтировал? Только посмотри на эти краны! Конечно, сейчас вся ванная – цвета авокадо; цвет карамели уже вышел из моды. Он повел Ру за собой, чтобы показать ей ванную.

– Ну как? – спросил он, беря в руки мыло в форме морской ракушки. – Человек из магазина «Все для ванных комнат» сказал мне, что это мыло преобразит всю ванную, оно придаст ей стильный вид. – Он протянул Ру паппури[40] с сиреневым ароматом. – Но вообще бог его знает.

– Так значит это Ру, – сказала Барбара, стряхивая муку с рук таким жестом, будто она хотела очистить свои руки от Ру. – У нее ведь шестеро детей, кажется?

– Двое, – сердито поправила Анна. – И скоро появится еще один.

– Ясно. А как поживают другие твои друзья? – спросила Барбара, растянув сжатые губы в улыбке и мучительно вспоминая их имена. – Как дела у Джастин? – спросила она наконец.

– Помимо Джастин у меня появилась уйма других друзей.

– Конечно. В последнее время Илейн на каждом углу кричит про свою Джастин, – презрительно фыркнула Барбара.

– В связи с чем? – заинтересовалась Анна.

– Да в связи с ночным клубом, который Джастин пытается открыть. По словам Илейн, она собирается стать большим импрессионистом.

– Каким-таким «импрессионистом»? Наверно, импресарио?

Анна записывала ингредиенты, необходимые для приготовления маминого фирменного торта под названием «Смерть от шоколада». Она была решительно настроена попытаться поговорить с матерью еще раз, несмотря на талант Барбары искажать смысл всего, сказанного Анной. После получасовой беседы с матерью у Анны мысли путались в голове.

– Я сказала Илейн так: «Моей Анне больше по душе встречаться с парнями и тому подобное. Она такая же, как я: финансовые вопросы ее не интересуют».

– Это неправда. Это ты хотела бы видеть меня такой – домохозяйкой и матерью.

– Да нет же. Анна, я точно знаю, что произошло бы, если бы у тебя появился малыш. Я знаю, кто, в конце концов, стал бы нянчиться с этим малышом. Произошло бы то же самое, что с собакой, которая у нас была. «У нас должна быть собака. Я не могу без собаки». И как только у нас появилась собака, ты потеряла к ней всякий интерес. Ты не перестала бегать по парням и дискотекам. Какое там! Ты не хотела выводить собаку на прогулку холодным утром.

– Так мы о собаке говорим или о малыше?

– Анна, я хочу сказать только, что ребенок – это не рождественский подарок Это работа все двадцать четыре часа в сутки. И тебе потребуется помощь…

Анна слушала свою мать и понимала, что нет ничего удивительного в том, что у нее такая низкая самооценка. Нет ничего удивительного в том, что она считает себя виноватой в проблемах других людей. Как пишет Вильгельм Гроэ, «все наши поведенческие модели закладываются в нас родителями». А Шон сказал ей: «Знаешь, твои родители не всегда правы. Все, чему они тебя учат, – это быть похожими на них самих».

У Барбары Анна научилась винить себя за опоздания поездов. У нее она научилась выходить из парикмахерской с улыбкой, со словами благодарности и извинениями за то, что на нес потратили время, несмотря на то что стрижка была сделана отвратительно. Успех заставлял ее чувствовать себя неловко, поэтому его надо было всячески избегать. Если вдруг с тебя возьмут налог больше положенного или на тебя нападут, чтобы ограбить, то не надо ничего предпринимать. Не надо поднимать шум.

Анна и не поднимала. Она просто стояла в сторонке и жаловалась на судьбу. Когда она стала актрисой, Барбара уговаривала ее бросить эту работу. Пока еще не поздно. А то потом только стыда не оберешься. Чего она хочет? Стать знаменитой! Вздор! Кем она себя возомнила?

Дианой Доре?[41] Кэрол Вордерман? [42] Барбара очень сомневалась в том, что эти дамы счастливы. Даже с их деньгами и силиконовыми грудями. И для чего только знаменитостям такие большие груди?

– Я бы и сама от таких не отказалась, – пробурчала Анна, все больше раздражаясь.

– Ну, тогда заведи ребеночка. Тогда они быстро вырастут.

– Я думала, ты не хочешь, чтобы у меня был ребенок. Во всяком случае, внебрачный. Разве не так?

– Ну, тогда выходи замуж, – улыбнулась Барбара. Таков был ответ Барбары на все вопросы.

Барбара, в древней розовой кофте, стояла на коленках перед холодильником.

– Хорошо, что тебе отсюда дать? – спросила она. Но в холодильнике было только жирное молоко и кошачьи консервы для соседского кота. Ну, и еще кое-что для быстрого приготовления салата, например, мясной фарш и пучки флюоресцентно-зеленых листьев салата.

– Послушай, не беспокойся насчет ужина. Я думаю, что прекрасно справлюсь. В любом случае я приехала не для того, чтобы обсуждать с тобой ужин. – Анна твердо решила, что на этот раз не позволит сбить себя с толку.

– Потом не жалуйся, что я не предлагала тебе помощь.

– Не буду. Я уже знаю, что приготовлю.

– А Джастин все еще готовит гурманские блюда? – спросила Барбара, поднимаясь на ноги и отряхивая пыль с голых коленок.

– Ты о чем? – Имя Джастин застигло Анну врасплох. Ее кольнуло сожаление при мысли о том, что они уже не подруги.

– В былые времена она приносила нам домой замечательные яблочные пирожки. Я помню, как Илейн приносила эти пирожки в контейнерах «Таппервэйр», словно это был подарок. – Она фыркнула. – А на самом деле она приносила их, чтобы только похвастаться. – Она посмотрела на Анну и снисходительно улыбнулась. – Но, с другой стороны, Джастин всегда и во всем опережала тебя. Я хочу сказать, что она была такой смышленой. У нее всегда были лучшие оценки по домоводству, верно? Я помню, как одна учительница на родительском собрании сказала…

– Кажется, ты забыла, что Джастин чуть не выгнали из школы. И, так или иначе, нет ничего удивительного в том, что я не была отличницей. Можно подумать, что ты потратила хоть один фунт на мое образование, – вздохнула Анна.