фарфоровых яиц, которые Барбара коллекционировала и хранила в большой вазе на кухонном столе. – Хотя в любом случае мне придется готовить и для Мирны, если она дома, – сказала она и впервые почувствовала раздражение оттого, что мать обращается с ней как с подростком.
Раньше Анна никогда не возражала против того, чтобы Барбара обращалась с ней как с маленькой. Напротив, она даже находила успокоение и поддержку в уютной, знакомой обстановке родительского дома. Каждый раз она будто снова превращалась в девочку-подростка и начинала разговаривать как капризный ребенок.
Но хочет ли она этого и сейчас? Хочет ли она оставаться ребенком всю жизнь?
– Так ты все еще живешь вместе с Мирной? – спросила Барбара, с опаской поглядывая на фарфоровые яйца, будто Анна в любой момент могла их разбить.
– Ну конечно! – Почему каждый раз, когда она разговаривает с матерью, у нее появляется этот раздраженный тон. – Если бы я переехала, то сообщила бы тебе.
Барбара взяла вазу с яйцами и убрала ее от греха подальше.
Она никак не хотела смириться с тем, что ее дочь оставила родной дом.
– Беда с вами, с молодыми… – приговаривала она, с беспокойством глядя на Анну. Приходя к Анне в гости, Барбара не могла не заметить, что в ее спальне полный развал и квартире срочно требуется генеральная уборка. Несколько лет назад она уже спрашивала у дочери, почему та так редко бывает «дома».
– Это уже не мой дом. Я уехала от тебя много лет назад, – отвечала Анна в замешательстве.
– Ах, ну да, чтобы поступить в свой Политехнический.
– Что ты хочешь этим сказать? Что я хотела освободиться от тебя? Что поступление в Политех было лишь предлогом, а на самом делена самом деле поступление Анны в Политех и вправду было лишь предлогом, и Барбара догадывалась, что дочери просто хотелось уехать от нее подальше. А иначе, зачем было ехать в такую даль – в Арндейл? Ни одна из девушек, которых знала Барбара, не уезжала от своего родительского дома так далеко. Джастин, например, уехала и поступила в колледж в Лондоне.
Если уж начистоту, то Барбара вообще не видела необходимости в дальнейшем образовании. Образование – это не для девушек. Да, да, спасибо, она уж вдоволь наслушалась про «феминизм» от Анны. Если «феминизм» не противоречил собственным взглядам Барбары, то она была за него, если же ее взгляды расходились с феминистскими воззрениями дочери – она просто давала ей пощечину. Анна могла бы неплохо зарабатывать, устроившись секретаршей в какой-нибудь приличный офис.
Конечно, Барбара все понимала. Когда-то у нее тоже были мечты. Когда-то давным-давно она мечтала стать стюардессой или няней в детском саду. О, да. Но в отличие от Анны, Барбара знала, когда сказать себе: «Стоп! Хватит мечтать. Довольно душевных переживаний». И она устроилась на работу.
Без сомнения, все было бы иначе, будь ее дочь замужем. А так Анна развлекалась в своей лондонской квартирке и наведывалась к родителям, по словам Барбары, только когда была голодна.
Каждый раз, когда Анна возвращалась домой, ее мать прерывала свои дела, чем бы она ни занималась, чтобы на скорую руку приготовить что-нибудь вкусненькое: «ангельское удовольствие», или меренги с начинкой из взбитых сливок, или глазированный торт.
Она прекращала любые свои дела в саду и возвращалась в дом. Барбара любила копаться в саду и проводила там немало времени, вооружившись большой ржавой вилкой. Однако, несмотря на все ее усилия и старания, сад все равно казался запущенным. Ей постоянно приходилось подрезать то одно, то другое.
– Мирна очень умна, правда? – спросила Барбара так, как будто ум был каким-то пороком. Анна заметила грязь под ее ногтями.
– Правда. Боже, что же мне сегодня приготовить? Мирна же вегетарианка.
– Ну, это не проблема. Приготовь курицу, – уверенно сказала Барбара.
– Она же не ест мясо.
– Ну, это уж слишком.
У Барбары были весьма определенные взгляды. Ее познания были невелики, но она точно знала, что думает по тому или иному поводу. Например, она терпимо относилась к гомосексуализму в умеренной форме. Недавно она прочитала, что нынче вся молодежь становится гомосексуальной, и это напугало ее не меньше, чем наркотики и Артур Скаргилл[38].
– Ну, хорошо, – сказала она, осматриваясь по сторонам. – Нам нужна кулинарная книга.
В ее времена все ели мясо. Тогда не беспокоились по таким пустякам. Сейчас же все помешались на «здоровье». Можно подумать, что мир от этого как-то изменится. Тьфу! Люди повсюду изнуряют себя тренажерами. Барбару пугал вид одетых в купальники женщин ее возраста, которые занимаются аэробикой или кикбоксингом.
– Я не понимаю, какой смысл в вегетарианских сосисках, – недоумевала Барбара.
Она больше не могла доверять своему лечащему врачу, так как читала слишком много историй про хирургов-мошенников. Сейчас каждый занимается сексом или принимает виагру. Почему бы Анне попросту не выйти замуж? Или не удовлетвориться такой же карьерой, как у Барбары, – какой-нибудь скромной должностью в местной библиотеке? Почему в супермаркете продают тридцать два наименования йогурта? Сама она всегда предпочитала самый обыкновенный, без всяких добавок. Даже телевизор смотреть стало неинтересно: куда подевались все эстрадные концерты?
Разговоры о «технической революции» очень беспокоили Барбару. Если бы только все оставалось таким, как раньше, когда Анна еще заплетала косички, а убийц не выпускали на свободу, чтобы они снова убивали. Она винила во всем правительство. И детское телевидение.
– Я так рада, что ты сама начала готовить, – сказала она, принеся из комнаты большую подшивку с рецептами. Она села и начала пролистывать одну вырезку за другой, пока не остановилась на четвертой, на которой засох когда-то растаявший шоколад. – Как он сюда попал?.. Я всегда думала, что тебя вполне устраивает холодная еда прямо из консервной банки.
Барбара воображала себе самое худшее о своей дочери. Анна врала о своей жизни в Лондоне, но Барбара точно знала, что дочь ест когда попало. А в глубине души ей смутно мерещились еще более страшные вещи, о которых она боялась даже подумать… Естественно, у Барбары вызывали опасение такие грязные места, как унитазы. Она даже не была уверена, имеется ли мягкий стульчак на унитазе ее дочери. Ей было достаточно уже того, что она собственными глазами видела плиту Анны, покрытую слоем грязи.
– Мне пора идти, – сказала Анна. – Мне еще надо приготовить ужин и прибраться в квартире. Надо успеть пропылесосить до прихода Тома.
– Том… – задумчиво повторила Барбара, как бы смакуя его имя, словно новый для нее вкус. – Я и не знала, что ты умеешь пылесосить, – снисходительно рассмеялась она, как будто Анна только что рассказала ей о своем необычном хобби.
Анна знала, о чем сейчас думает ее мать: «Спасибо тебе, Господи, за то, что моя дочь не похожа на большинство современных женщин, которые приглашают в свой дом мужчин, чтобы заняться с ними сексом». Анна уже слышала это не раз.
Мать перевернула еще одну страничку своей кулинарной подшивки.
Барбара знала, что значит «современный», хотя и старалась оградить себя от всего, что связано с этим словом. В отличие от шестидесятых, сейчас слово «современный» означало заниматься сексом постоянно и со всеми подряд. Нередко за деньги. Или танцевать стриптиз.
Барбара была совсем не глупа – она достаточно насмотрелась по телевизору ток-шоу.
Во времена Барбары для подобного рода «отклонений», конечно же, имелись специальные слова. Жадность. Плохое поведение. Сумасшествие. А сейчас все это называлось – «нейрогенная булимия», «гиперактивность», «шизофрения». Барбаре предстояло освоить этот новый для нее язык, а Дон мало чем мог ей в этом помочь. Да и виделись они теперь мало. Но Барбара не любила размышлять на эту тему. Поскольку они все-таки состояли в браке. Поскольку она – миссис Дон Поттер. У них не было необходимости делить одну постель. Разумеется, ее муж увлекался Интернетом и посылал Анне сообщения с разными советами касательно ее работы. Он всю жизнь жил только своей дочерью и только ради нее. Дон всегда
