Пьеса сошла со сцены всего лишь через две недели. Ее отношения с Роджером продлились и того меньше. «Те же не думаешь, что между нами было нечто большее, чем… О, черт! Нет, мы просто вместе весело проводили время». Имя Ренаты Сорента прочно засело у Анны в голове. Она засыпала с мыслью о ней. Она фантазировала, как подожжет дом Ренаты. Она представляла себя на сцене во время церемонии вручения ей «Оскара». «Боюсь, – сказала бы она, – что сегодня я не буду благодарить ужасную Ренату Сорента».

После этого газетчики начали бы преследовать Ренату. В газете «Миррор» напечатали бы номер специальной телефонной линии: «Для тех, кто знает местонахождение ужасной Ренаты». Ее разыскали бы и заставили публично признаться в том, что она намеренно пыталась разрушить карьеру восходящей звезды, британской обладательницы премии «Оскар» – Анны Поттер.

Анна мечтала встретиться с Ренатой лицом к лицу. Она мечтала о том, как повыдергает у нее все волосы, один волосок за другим. И Рената Сорента умрет в муках. Но сначала она публично признает, что Анна – хорошая актриса. И что она написала весь этот вздор только потому, что завидовала Анне, ее уму, симпатичной внешности и ее затянувшимся отношениям с Роджером.

Или Анна могла бы засыпать редактора газеты «Сцена» письмами. «Известно ли вам, – написала бы она, – что так называемые рецензии несостоявшейся актрисы мисс Сорента есть не что иное, как месть? Между прочим, она спит с вашей женой».

В конце концов, «Сцене» пришлось бы распрощаться с Ренатой. Не в состоянии оплачивать свои счета, Рената превратилась бы в бездомную, голодную, одетую в грязное одеяло побирушку на улицах Лондона. Однажды Анна прошла бы мимо нее и ни за что бы не купила у нее «Биг Ишьюз»[35].

Газета с той рецензией уже давным-давно пожелтела от старости, а Анна все еще вспоминала жестокие слова Ренаты: «Особенно невыносимой была Анна Поттер в роли Зависти». Она знала эту рецензию наизусть, каждое ее злобное слово. «Она произносит свои реплики, как девушка в “Макдоналдс”».

Анна стала вглядываться в четырех женщин, играющих в спектакле. До случая с Ренатой у нее никогда не возникало желания убить человека. И вот представился удобный случай. По крайней мере, причинить ей боль.

Она покосилась на Ру, которая выглядела действительно неважно. Поверит ли Ру в то, что Анна сможет написать такую рецензию? Спектакль «Четыре беднячки» испорчен игрой одной женщины – Ренаты Сорента. Ру всегда подталкивала Анну к карьере журналистки. «Когда я писала эту рецензию, то дала себе обещание не открывать название спектакля. Но мне кажется, это название вполне уместно, по крайней мере, в отношении бедняжки Ренаты Сорента. На сцене Уэст-Энда никак не ожидаешь увидеть такую плохую игру. В конце концов, билеты в Уэст-Энде недешевы…» Нужно лишь убедить Ру в том, как важен для нее этот шанс. «Кем бы ни был человек, надоумивший ее попробовать себя на сцене, он обошелся с ней очень жестоко или просто над нею подшутил». В конце концов, Ру слишком больна, чтобы сама рецензировать эту пьесу. «Она произносит свои реплики, как девушка в “Макдоналдс”». Кроме того, Ру могла бы потом и отредактировать рецензию Анны. Она держала бы все под своим контролем. Как и всегда.

Анна представила, как Рената читает эту рецензию. И как она пытается смотреть в глаза своим коллегам по актерскому составу, которые говорят: «Так неожиданно… будто внезапное нападение». Рената бросила бы театр, как когда-то Анна. «Я чувствую себя так, как будто на меня напали», – говорила она.

– Я сделала это ненарочно, – сказала со сцены беднячка Рената. – Я очень сожалею.

«Ты еще у меня пожалеешь», – подумала Анна, и ее сердце забилось сильнее.

– Вот мы и дома, – сказала Ру, открывая входную дверь, и, увидев мужа, удивилась: – Почему ты еще не спишь? Уже поздно.

– Дэйзи отказывалась ложиться спать, пока ты не вернешься, – сказал Уоррен, выйдя им навстречу в передничке. – Пришлось дать ей этот «Киндер сюрприз».

– Вот мамочка и вернулась, – сказала Анна, наклоняясь к Дэйзи. – Она просто хотела немножко покутить.

– Несмотря на то, что ее мутило при одном виде спиртного, – тяжело вздыхая, сказала Ру, удаляясь в туалет. Лицо у нее было зеленоватым.

– Ты такая инфантильная, – с отвращением сказала Дэйзи.

Анна посмотрела на Дэйзи:

– Где ты научилась этому слову? Такая умненькая девочка!

Но Дэйзи ничего не ответила: она знала, что это лишь очередная попытка завоевать ее расположение.

– Мамочка, я была на острове Содор…

– Где находится этот остров?

– Там, где живет Томас Танковый Мотор. Я была снизу, а сбежавшие машины шли на меня, – ответила Дэйзи, указывая на обеденный стол.

– Примерно так? – спросила Анна, залезая под стол, в самый центр мира фантазий Дэйзи, и выглядывая сквозь бахрому скатерти – лучшая в мире крестная мать.

– Да, – с сомнением произнесла Дэйзи.

– Дэйзи, иди сюда! Быстро, на нас наступают сбежавшие машины! – выкрикнула Анна, почувствовав себя ребенком, хотя в этом она винила алкоголь.

– Нет, это же папа, – сердито сказала Дэйзи, в то время как в комнату вошел Уоррен.

– Что за… – Он запнулся и засмеялся. – Что ты делаешь под столом?

– Я на острове. Это наш остров, правда?

Она посмотрела на Дэйзи, ища в ней поддержку. Но Анне уже следовало усвоить, что любовь ребенка нельзя купить таким образом. Детям надо дарить подарки.

– Нет, – безучастно ответила Дэйзи. – Это стол.

В комнату вошла Ру. Она села на диван, и Дэйзи забралась ей на колени. Анна выползла на четвереньках из-под стола, не сводя взгляда с Дэйзи, которая, снова войдя в роль ребенка, приняла позу эмбриона.

– Ну, как они себя вели? – спросила Ру у мужа.

– Ну, во-первых: я трижды сменил подгузники Оскару, один из которых был темно-коричневого цвета и заполненный изюмом. Во-вторых: я накормил Оскара его смесью и дал ему один из этих натуральных безглютеновых сухариков. Правильно?

– Конечно, – довольно сказала Ру.

– В третьих, – я уложил его в кроватку, а он стал орать, ну, пришлось его снова достать из кроватки. Вообще-то, мне пришлось ему дать шоколад. Это был единственный способ успокоить его. Шоколад и эту штуку с парацетамолом – кал-пол. В-четвертых: я спел колыбельную Дэйзи, пока шли новости. В-пятых: Оскар проснулся и заплакал. В-шестых…

– Подожди секундочку, почему он плакал?

– Разве я знаю? Может быть, у него как раз случился экзистенциальный кризис, и он осознал, что жизнь пуста и бессмысленна. Что в жизни нет радости и что все мы умрем, и, как правило, при страшных обстоятельствах.

– А может быть, он просто переел шоколада?

– Все может быть. Кто его знает? В любом случае, в-шестых, я…

Таков был обычный ритуал Уоррена. Когда бы он ни оставался «Один Дома» с детьми, он всегда перечислял по пунктам все, что сделал для своих детей. Тот Уоррен, который был хозяином своей империи в Сити, исчезал. Уоррен, который расхаживал с важным видом. Уоррен, который отдавал распоряжения другим людям. Уоррен, который никогда не ездил по крайней левой полосе из страха, что кто-то может его обогнать.

На его месте появлялся маленький мальчик, но с большими запросами. Его веснушки становились более отчетливыми, и Уоррен становился похож на Просто Вильяма[36]. На выпячивающего губы, гордого, пьяного Просто Вильяма.

Конечно, сейчас Уоррен был под мухой. И он был пьян в апреле, когда Анна случайно с ним