прием, как в Тибете. Нам пришла посылка с вещами в подарок от правительства, доставленная с извинениями за задержку, вызванную тем, что ростом мы были выше среднего тибетца и готовых вещей для нас просто не отыскалось. Пришлось костюмы и обувь делать на заказ. Мы радовались, словно дети. Наконец можно выбросить наши вшивые обноски! Новые костюмы, хоть и не высшего качества, но аккуратно сшитые, вполне нам подходили.
В перерывах между многочисленными визитами гостей мы работали над своими заметками и дневниками. Довольно скоро удалось подружиться с детьми Тангми, обычно уже уходившими в школу, когда мы поднимались. По вечерам они показывали нам свои домашние работы. Я ими очень интересовался, испытывая трудности с письменным тибетским. Ауфшнайтер знал его лучше и кое-чему научил меня во время наших странствий, однако мне потребовалось еще несколько лет, чтобы научиться писать по- тибетски более или менее быстро. Начертание отдельных букв несложно, но объединять их в слоги нелегко. Многие знаки заимствованы из древних индийских текстов. Их тибетский вариант скорее напоминает письменность хинди, чем китайскую. Пишут в Тибете на тонкой и прочной бумаге китайскими чернилами. В стране имеется несколько высококлассных фабрик, изготовляющих бумагу из можжевельника. Еще тысячи тюков бумаги ежегодно импортируются из Бутана и Непала, где используется такой же процесс ее производства, как в Тибете. Я часто наблюдал за этим процессом на берегах реки Кийчу. Основной недостаток тибетской бумаги — не совсем гладкая поверхность, затрудняющая письмо. Дети обычно делают письменные упражнения на деревянных табличках, пользуясь разведенными чернилами и бамбуковыми палочками. Потом надписи можно смыть влажными тряпками. Детям Тангми часто приходилось смывать свои каракули по двадцать раз, прежде чем получалось правильно.
Скоро хозяева к нам стали относиться как к членам семьи. Госпожа Тангми откровенно обсуждала с нами разные проблемы и очень радовалась, когда мы делали ей комплименты по поводу ее внешности и вкуса. Однажды она пригласила нас в свою комнату, чтобы показать украшения. В огромном сундуке драгоценности хранились в маленьких коробочках или завернутыми в кусочки шелка. Там было на что посмотреть: божественная диадема из кораллов, бирюза и жемчуг, множество колец, бриллиантовые серьги и несколько маленьких тибетских медальонов для амулетов, которые носят на шее на нитке из кораллов. Многие женщины никогда не открывают свои медальоны. Содержащиеся в них амулеты являются талисманами и должны, по поверью, защищать от невзгод.
Нашей хозяйке поправилось, с каким восторгом мы рассматривали ее сокровища. Она рассказала, что каждый муж обязан дарить своей жене украшения в соответствии с его общественным положением. Чем выше должность мужа, тем дороже украшения! Недостаточно быть просто богатым, поскольку это еще не дает права носить дорогостоящие украшения. Естественно, мужья ворчат по поводу запросов жен: здесь, как и на Западе, каждая женщина стремится перещеголять своих соперниц. Госпожа Тангми, стоимость украшений которой составляла несколько тысяч фунтов, никогда не выходила из дома без слуги: на светских женщин часто нападали воры.
Прошло восемь дней, в течение которых нас никуда не выпускали. Поэтому мы очень удивились, когда однажды днем нам принесли приглашение посетить далай-ламу и попросили сделать это незамедлительно. Памятуя о своем обещании не выходить из дома, мы проконсультировались у хозяина. Он ужаснулся: ведь приглашение от земного бога или его регента отменяет любые другие приказы! Никто не посмеет остановить нас или упрекнуть потом в чем-либо. Наоборот, даже чьи-то сомнения по этому поводу — уже серьезный проступок.
Мы с радостью выслушали Тангми, но потом забеспокоились: тем вызвано приглашение? Как скажется на нашем будущем? Однако мы быстро собрались, впервые надев свою новую тибетскую одежду и обувь. Наш вид был вполне презентабельным. Хозяйка снабдила каждого из нас белым шелковым шарфом и предупредила: мы должны их вручить высокой особе, когда нам предоставят аудиенцию. Я уже был свидетелем такого обычая в Кийронге. Его соблюдали даже простые люди. Нанося визит или передавая прошение, а также по большим праздникам тибетцы дарят начальству шарфы различных видов. Преподносимый шарф должен соответствовать рангу человека, дарящего его.
Дом родителей далай-ламы находился неподалеку. Когда мы подошли к большим воротам, там нас уже ждал привратник. При нашем приближении он учтиво поклонился. Нас провели через просторный сад, где овощные грядки соседствовали с небольшими группами красивых ив, к самому дворцу. Когда мы поднялись на второй этаж, дверь распахнулась, мы увидели мать Бога-Короля и низко ей поклонились. Она сидела на маленьком троне в большой, ярко освещенной комнате в окружении многочисленных слуг. От нее веяло аристократическим величием. Хотя мы не ощущали того благоговейного трепета, который тибетцы испытывают к Божественной Матери, сам момент был действительно торжественным.
Святая Мать улыбнулась нам и явно осталась довольна, когда мы подобострастно вручили ей шарфы на вытянутых вперед руках, как нас учила госпожа Тангми. Приняв подарки, мать Бога-Короля тут же передала их слугам. Затем с радостным выражением лица поздоровалась с нами рукопожатием, не принятым в Тибете. Тут в комнату вошел отец далай-ламы, благородный пожилой человек. Мы снова поклонились, церемонно вручили шарфы и ему, после чего тоже поздоровались рукопожатием. Время от времени этот дом посещали белые; хозяева знали европейские обычаи, чем, однако, нисколько не кичились.
Затем все сели пить чай, имевший странный привкус и заметно отличавшийся от обычного тибетского чая. Мы, естественно, поинтересовались, что пьем. Наш вопрос слегка растрогал хозяев, побудивших рассказать о своем прошлом. Они, простые крестьяне, жили в деревушке Амдо, пока сына не признали реинкарнированным далай-ламой. Семья переехала в Лхасу (Амдо находится в Китае, в провинции Чингай, но почти все ее жители тибетцы), а чай привезла с собой и теперь заваривает его не как тибетцы — с маслом, а с добавлением молока и соли — как на родине. Оттуда родители далай-ламы привезли еще кое- что — свой диалект. Их речь переводил четырнадцатилетний брат Бога-Короля Лобсанг Сам-тем. Попав в Лхасу еще ребенком, он быстро научился говорить на чистом тибетском языке и теперь использовал диалект Амдо только в беседе с родителями.
Мы внимательно присматривались к нашим хозяевам. Оба производили очень хорошее впечатление. Простое происхождение придало им привлекательную душевную красоту, однако их поведение было весьма аристократичным. Они рывком преодолели огромную социальную дистанцию, поднявшись из низших слоев общества в высшие, став владельцами дворца и обширной собственности по всей стране, однако нам показалось, такой резкий поворот жизни их вовсе не испортил.
Наш добровольный переводчик выглядел очень оживленным. Мы с Ауфшнайтером его живо интересовали, и он задавал много вопросов о наших приключениях. «Божественный» младший брат поручил ему побольше о нас разузнать. Приятно было слышать, что сам далай-лама проявил к нам внимание. Мы тоже хотели получить о нем подробные сведения.
Оказалось, имя далай-лама в Тибете вообще не используют (это монгольское выражение означает «Широкий Океан»). Далай-ламу здесь обычно называют Джалпо Римпоче — «Обожаемый Король». Обращаясь к нему, родители и братья употребляют другой титул — Кундун, то есть «Присутствующий».
У божественных родителей было всего шесть детей. Старший сын, признанный реинкарниро-ванным Буддой, получил в монастыре Тагцел звание ламы. Его тоже называли Римпоче. Подобная форма обращения используется по отношению ко всем ламам. Второй сын, Джало Тандруп, учился в школе в Китае. Лобсангу предстояла жизнь монаха. Одиннадцатилетний далай-лама имел еще двух сестер. Позже Святая Мать родила третьего реинкарнированного ребенка, Нгари Римпоче, и поставила своеобразный рекорд в буддистском мире.
Описываемый визит положил начало нашим сердечным отношениям с этой покладистой и умной женщиной, продолжавшимся до тех пор, пока ей не пришлось бежать в Индию, спасаясь от нашествия китайцев. Правда, мы не испытывали к Святой Матери того возвышенного трепета, который она вызывала у тибетцев. Хотя я весьма скептически отношусь ко всяким метафизическим явлениям, не могу не признать: родительница далай-ламы обладала огромной душевной силой, внушая веру в свою божественность.
Постепенно до нас дошло, какое огромное значение имело приглашение сюда. Не стоит забывать: кроме членов семьи и нескольких личных слуг в ранге смотрителей монастырей, никому не позволено обращаться к Богу-Королю. Однако он, полностью изолированный от мира, интересовался нашей судьбой. Когда настала пора прощаться, нам предложили любые подарки. Сердечно поблагодарив хозяев, мы скромно попытались отказаться. Но в комнату вошли слуги с мешками продуктов, цампы, масла и прекрасного мягкого шерстяного белья. «По личному распоряжению Кундуна», — сообщила Святая Мать улыбаясь и вложила в наши руки
