Тангми со своей молодой женой оказались радушными хозяевами. Пятеро их детей окружили нас и глазели, открыв рты. Отец же малышей принес нам хорошие новости. Магистрат позволил ему приютить нас на одну ночь, но дальнейшую нашу судьбу решит кабинет. Мы не мучились вопросом о будущем. В конце концов мы уже находились в Лхасе в качестве гостей знатной семьи. Нам приготовили удобную комнату с маленькой печкой, у которой мы с удовольствием обогрелись. Уже семь лет мы не видели такой печки! В качестве топлива использовался можжевельник. Он приятно пах и считался здесь роскошью, поскольку в Лхасу его доставляли на спинах яков, что занимало несколько недель. Мы стеснялись сидеть на чистых, покрытых коврами кроватях в своей изношенной одежде. Потом нам подали великолепный китайский ужин, и, пока мы ели, все стояли вокруг и без умолку обсуждали наши приключения. Люди поражались: ведь нам удалось пересечь Чангтанг зимой и перейти через хребет Ньенчентагла. Лхасцев потрясало наше знание тибетского. Какими уродливыми оборванцами мы казались самим себе в этом цивилизованном окружении! Вещи, крайне необходимые в путешествии, внезапно потеряли ценность, и мы с удовольствием от них бы избавились.
Вконец измученные, с сумбурными мыслями в головах, мы наконец улеглись в кровати, но не могли уснуть. Слишком много ночей ложем нам служила сырая земля, периной — дубленка, а одеялом — рваный плед. Теперь, в мягких постелях в теплой комнате, наши тела испытывали неожиданный дискомфорт, и вихрь различных мыслей, словно крылья мельницы, крутился в наших мозгах. Все воспоминания сгрудились в одну кучу — лагерь для военнопленных, изнурительные скитания по Тибету, двадцать один месяц лишений… Мы думали о наших товарищах, до сих пор томившихся в застенках, несмотря на окончание войны, о монотонности их существования. Но как нам самим теперь воспользоваться своей свободой?
Не успели мы еще полностью проснуться, как увидели у наших постелей слугу, принесшего сладкий чай и пирожки. Затем нам принесли горячую воду и бритвенные принадлежности. Наконец-то мы побрились! Наш вид стал более респектабельным, его портили лишь жуткие прически. Однако вскоре приглашенный мусульманский парикмахер занялся нашими гривами. Результат оказался несколько экзотическим и вызвал оживленное восхищение. О своих волосах тибетцы не очень заботятся. Они либо носят косички, либо бреют головы.
Тангми, ходивший к министру иностранных дел, не появлялся до второй половины дня. Домой вернулся довольный. Он сообщил: нас не выдадут англичанам. Нам временно разрешено оставаться в Лхасе. Однако мы не должны покидать дома, пока регент, находящийся сейчас в Таглунг-Тра, не определит наше будущее. Нам объяснили: эта мера предосторожности вызвана прошлыми инцидентами, связанными с фанатичными монахами. Между тем правительство готово снабдить нас питанием и одеждой.
Мы были очень довольны: несколько дней отдыха — именно то, что нам нужно. Мы с энтузиазмом набросились на стопку старых газет. Новости оказались не очень радостными. Мир все еще дымился после войны, и Германия переживала трудные времена.
В тот же день нам нанес визит представитель городского магистрата. Его сопровождали шесть полицейских, грязных и недоверчивых. Однако сам чиновник держался исключительно вежливо. Он попросил разрешения осмотреть наши вещи. Мы удивленно наблюдали, с какой тщательностью производился обыск. Кроме того, тибетец внимательно сличил имевшийся у него отчет из Кайронга с нашим дневником. Мы отважились спросить, не накажут ли всех тех бонпо всех тех районов, через которые мы прошли. «Данный вопрос рассмотрит кабинет, -. сказал гость задумчиво. — Людей, вероятно, накажут». Это нас очень расстроило. Визитер с интересом выслушал, с помощью каких уловок нам удавалось обманывать районные власти. Когда же он рассказал нам, что прошлым вечером все ожидали вторжения немцев в Лхасу, пришел наш черед посмеяться. Похоже, каждый, с кем мы хоть раз беседовали, тут же бросался отправлять доносы в магистрат. Так создалось впечатление, будто немецкие войска приближаются к городу!
Вскоре мы стали главной темой разговоров в Лхасе. Все хотели увидеть нас и лично услышать историю о наших приключениях, но, поскольку нам запретили выходить на улицу, люди навещали нас сами. Госпожа Тангми уставала готовить лучший свой чай для приема посетителей. Нам тоже пришлось не раз участвовать в церемонии чаепития. Ее изощренность говорит об уважении к гостям. На стол ставится золотая или серебряная подставка с чашкой китайского фарфора. Мне часто доводилось видеть в Лхасе китайские чайные сервизы более чем столетнего возраста.
Каждый день в доме Тангми появлялись важные персоны. Хозяин принадлежал к знати пятого ранга и, следуя строгому этикету, сам принимал только равных или стоявших рангом ниже визитеров. Однако теперь в особняк стали приезжать весьма высокопоставленные лица, желавшие увидеть нас. Среди них даже были сын известного министра Царонга с женой. Мы много читали о его отце. Рожденный при загадочных обстоятельствах, он стал любимцем тринадцатого далай-ламы, достиг высокого положения и богатства благодаря своим способностям и уму. Сорок лет назад, когда далай-лама спасался от китайцев в Индии, Царонг оказал ему большую услугу. В течение многих лет он занимал пост министра кабинета и как первый приближенный ламы имел права регента. Впоследствии новый фаворит по имени Куппела заменил Царонга. Однако последнему сохранили звание и привилегии. В настоящее время Царонг относился к знати третьего ранга и служил управляющим монетного двора.
Его отпрыску было двадцать шесть лет. Он получил воспитание в Индии, свободно разговаривал по- английски и носил в косичке золотой амулет как сын министра.
Когда нас посетил этот знатный юноша, слуги подали чай. Завязалась оживленная беседа. Сын министра оказался всесторонне развитым молодым человеком, интересовавшимся техническими вопросами. Он обсудил с нами последние научные открытия и рассказал, что самостоятельно собрал радиоприемник и установил на крыше дома генератор электричества, работавший от ветра.
В разгар технической дискуссии, которая велась на английском языке, жена гостя весело перебила нас, желая вступить в разговор. Ее звали Янгчен-ла. Одна из самых красивых женщин города, она хорошо одевалась, пользовалась пудрой, румянами и губной помадой. Ничуть не стесняясь, девушка по-тибетски расспрашивала о нашем путешествии. Время от времени она прерывала нить повествования оживленными жестами и смехом. Особенно ей понравилось, как мы водили за нос чиновников, предъявляя им просроченное разрешение на проезд. Янгченлу поразило наше знание тибетского, но ее, да и других посетителей, нередко потешал употребляемый нами лексикон. Позже друзья объяснили: мы говорили на самом простонародном крестьянском диалекте, уподобляясь лесорубу из отдаленной альпийской долины, вдруг заговорившему на собственном жаргоне в каком-нибудь венском салоне. Лхасцев это очень забавляло, но они из вежливости не поправляли нас.
Когда молодая чета уходила, мы уже стали друзьями. Они подарили нам льняное белье, свитера и сигареты и просили честно сказать, что нужно еще. Сын министра через некоторое время принес записку от отца, приглашавшего нас пожить в его доме, если разрешит правительство.
Следующим нашим гостем был генерал тибетской армии, очень хотевший узнать побольше о Роммеле, с огромным энтузиазмом отзывавшийся о своем немецком коллеге. Несмотря на ограниченные знания английского, лхасец прочитал все, что писали о Роммеле в газетах. Газеты попадали сюда через Индию — любые. Ежедневная индийская пресса поступала регулярно с недельным опозданием. Несколько горожан даже получали журнал «Лайф».
Гости шли и шли. Однажды высокопоставленные монахи вежливо преподнесли нам подарки. Некоторые из них стали впоследствии моими друзьями. Приходил также представитель китайской миссии, а еще — чиновник британского сикхского агентства.
Особенно польстил визит главнокомандующего тибетской армией генерала Кунсангце, пожелавшего с нами встретиться до своего дружественного визита в Китай и Индию. Младший брат министра иностранных дел и исключительно эрудированный человек, генерал сиял с нашей души камень, заверив, что мы, несомненно, получим разрешение остаться в Тибете.
Жизнь улыбалась нам. Отношения с Тангми и его женой переросли в сердечную дружбу. Нас хорошо обслуживали и кормили. Хозяева с удовольствием отмечали наш отличный аппетит. Но вдруг мы захворали: перенапряжение и перенесенные невзгоды не прошли даром. У Ауфшнайтера подскочила температура, а меня мучил радикулит. Тангми послал в китайское представительство за доктором, который учился в Берлине и Бордо. Он провел обследование принятыми в Европе способами и прописал различные лекарства.
Вероятно, ни в одной другой стране мира двое несчастных беглецов не получили бы такой теплый