одиннадцать человек работали в ущелье неделю, и опасности, которым они подвергались, никак не отразились на цене продаваемого ими меда. Я очень сожалел, что у меня не было кинокамеры, чтобы запечатлеть процесс их труда.

Когда закончились обильные летние дожди, мы начали систематически обследовать отдаленные долины. Часто мы отсутствовали по нескольку дней, взяв с собой продукты, картографические материалы и компас. Мы разбивали лагерь на высокогорных пастбищах рядом с пастухами, которые, как и в Альпах, проводили летние месяцы со своими стадами на роскошных горных лугах. Сотни коров и самок яков кормились на зеленых пастбищах, расположенных среди ледников. Я часто помогал тибетцам изготовлять масло, за что всегда был рад получить свежий кусок этого золотистого продукта.

Каждый обитаемый дом охраняли злые собаки. Почти всегда они были на цепи, и их лай ночью отпугивал от домашних животных леопардов, волков и диких псов. Сторожевые собаки — мощные животные, поскольку их обычно кормят молоком и телятиной. Эти звери очень опасны. У меня было несколько неприятных встреч с ними. Однажды одна такая собака сорвалась с цепи, когда я проходил мимо, и попыталась схватить меня за горло. Я парировал нападение, но пес впился зубами в мою руку и не отпускал до тех пор, пока я не придавил его к земле. Моя одежда превратилась в клочья, а собака лежала без движения. Я перевязал рану обрывками рубашки, но на руке до сих пор видны шрамы. Раны быстро зажили благодаря длительным купаниям в горячих источниках, которые в это время года чаще посещают змеи, чем тибетцы. Пастухи позже рассказывали мне, что не я один пострадал в схватке. Забившись в конуру, пес отказывался от еды в течение недели.

Во время экскурсий мы находили поля земляники, но самые богатые из них кишели пиявками. По книгам я знал: эти создания — чума многих гималайских долин, а сейчас на собственном опыте убедился, насколько мы беззащитны перед ними. Они падают с деревьев на человека и животных и проползают через любую дырочку в одежде, даже через отверстия для шнурков на ботинках. Если их оторвать, вы потеряете больше крови, чем они могут высосать из вас. Лучше ждать, пока пиявки отпадут сами. Некоторые долины настолько густо населены пиявками, что избежать их нападения просто невозможно. Но есть способ отпугнуть их — надеть носки и штаны, пропитанные солью.

Наши экскурсии давали широкую возможность для составления карт и схем, но нам так и не удалось найти проход, открывавший путь к свободе.

Без веревок и других механических средств, с тяжелым грузом необходимых запасов, мы не могли преодолеть ни один из горных хребтов. В Непал мы направили петицию с вопросом, отдадут ли нас англичанам или нет, если мы там появимся. Ответа не последовало. У нас оставалось еще два месяца до отъезда из Кийронга, и мы проводили все дни в сборах. Чтобы иметь побольше денег, я одолжил их торговцу под обычные 33 процента. Впоследствии я очень сожалел об этом, так как он постоянно оттягивал выплату долга, что едва не нарушило наши планы.

Наши отношения с миролюбивыми и трудолюбивыми сельчанами становились все более тесными. Тибетцы работали, используя каждую минуту светлого времени дня. В сельскохозяйственных районах Тибета неведомы нищета и голод. Крестьяне поддерживают многочисленных монахов, которые не занимаются ручным трудом, а посвящают все свободное время решению духовных проблем. Земледельцы живут довольно зажиточно, и в их сундуках достаточно приличной одежды, которую вся семья может надевать в праздничные дни. Женщины шьют одежду самостоятельно, и весь их гардероб изготовлен дома.

Здесь нет полиции в нашем понимании этого слова. Нарушителей закона судят публично. Методы наказания устрашающи, но похоже, они устраивают население. Мне рассказывали о человеке, который украл золотой подсвечник в одном из храмов Кийронга. Он был признан виновным и получил негуманное, с нашей точки зрения, наказание. Ему публично отрубили руки, а самого зашили в сырую шкуру яка. После того как шкура высохла и задубела, его сбросили со скалы.

Но с течением времени тибетцы становятся более терпимыми. Однажды я наблюдал за публичной поркой, которая, с моей точки зрения, была недостаточно жестокой. Наказывали монаха и монахиню, принадлежавших к реформированной буддистской церкви, проповедовавшей безбрачие. Монахиня сожительствовала с монахом и имела от него ребенка, которого убила после родов. Оба были разоблачены и приговорены к позорному столбу. Решение объявили публично. Любовникам предназначалось по сто ударов плетью. Во время экзекуции местные жители просили власти проявить милосердие и предлагали им деньги. В результате приговор был смягчен, и в толпе раздался вздох облегчения. Монаха и монахиню выслали из района, лишив религиозного сана. С нашей точки зрения, симпатию, проявленную к ним населением, трудно объяснить. Грешники получили множество подарков деньгами и продуктами и покинули Кейронг полностью экипированными для совершения паломничества. Реформированная секта, к которой они оба принадлежали, занимает доминирующее положение в Тибете, хотя в нашей местности было много монастырей, придерживающихся других правил. В них монахи и монахини могли создать семью, иметь детей и оставаться в монастыре. Они работали на полях, но никогда не получали официальные должности, которые доставались в основном членам реформированной церкви.

Высокое положение монашеских орденов в Тибете — это уникальное явление. Его можно сравнить только с суровой диктатурой. Монахи не доверяют всему, что приходит извне и может пошатнуть их жизненные устои. Им хватает ума не верить в безграничность собственной власти, но они наказывают любого, кто осмелится об этом заговорить.

Некоторые монахи Кийронга не одобряли наших тесных отношений с сельчанами, ибо наше поведение могло дать тибетцам определенную пищу к размышлениям. Мы ходили ночью в лес, и нас не преследовали демоны. Мы взбирались в горы, не зажигая жертвенных огней, и с нами ничего не случалось. Иногда сельчане чурались нас, что можно объяснить только влиянием лам. Думаю, нам приписывали обладание некой сверхъестественной силой, ибо не сомневались: в наших походах таится скрытый смысл. Нас часто спрашивали, зачем мы постоянно общаемся с горными потоками и птицами. Тибетцы никогда не сделают и шага без определенного резона, поэтому они считали, что, когда мы бродим по лесам или сидим у ручьев, мы делаем это неспроста.

Между тем наступила осень, и дозволенный срок нашего пребывания в Кийронге подходил к концу. Трудно было расставаться с этим природным раем, но в виде на жительство нам отказали, и пришлось снова собираться в дорогу. Прошлый опыт показал, как важно иметь достаточный запас продуктов. Поэтому в двенадцати милях от дороги в Джонгку мы устроили тайник, куда складывали цампу, масло, сушеное мясо, сахар и чеснок. Все запасы нам приходилось таскать на себе.

Сильные снегопады, предвещавшие раннюю зиму, нарушили наши расчеты. Мы уже определили, какой максимальный вес можем нести, а теперь были вынуждены взять по дополнительному одеялу на каждого. Зима, естественно, наиболее неблагоприятный сезон для перехода по высокогорному плато Центральной Азии, но у нас не было возможности остаться в Кийронге. Была даже мысль спрятаться где-нибудь в Непале и провести там зиму, но подобную идею пришлось отбросить, так как непальские пограничники славились своей бдительностью.

Когда все остальное было готово, мы приступили к конструированию переносной лампы. Вполне понятно, местные жители подозревали, Что мы что-то замышляем, и постоянно следили за нами. Поэтому пришлось мастерить лампу, отойдя на некоторое расстояние в горы. Для работы потребовались тибетская бумага, книжный переплет и пачка из-под сигарет, наполненная маслом. Нам крайне необходим был фонарь, хотя бы и тусклый, потому что мы планировали передвигаться ночью, пока не минуем населенную территорию.

По тактическим соображениям Ауфшнайтер должен был выйти из селения первым, как бы на прогулку. 6 ноября 1945 года он открыто покинул деревню днем с рюкзаком за спиной. Его сопровождала моя длинношерстная тибетская собака, подарок знатного человека из Лхасы. Тем временем я безуспешно пытался получить назад деньги, одолженные местному торговцу. У него возникли некие подозрения, и он не хотел возвращать мне долг, пока Ауфшнайтер не вернется. Не было ничего удивительного, что нас подозревали в подготовке побега. Если бы мы действительно направлялись в Непал, то не было необходимости делать из этого секрет. Чиновники боялись неприятностей от правительства в случае, если нам удастся пробраться в Центральный Тибет, и настраивали сельчан против нас. Последние же, побаиваясь местной власти, всегда делали то, что им велено.

За Ауфшнайтером была устроена погоня, а меня отвели на допрос. Чиновников не убедили мои