Он улыбнулся.
«Ну разумеется, Франко».
Энджел натянуто рассмеялся и вернулся в дом, хлопнув дверью. Ну вот, он уже начал разговаривать с привидениями. Что следующее?
Энджел и сам понимал, что за последнее время сильно изменился. В малом – например, поменял вкусы относительно еды или музыки, ну а в большом – у него появилась необходимость находиться среди людей. Нельзя сказать, что это такие уж разительные перемены, тем более что в остальном, судя по поступкам, он оставался самим собой. То, что он нашел в себе силы отказаться от текилы и сигарет, – это уже кое-что, теперь от него требуется совершить что-то действительно значительное.
В этом доме Энджел жил уже целую неделю, совсем не выходя на улицу. Мадлен привозила ему еду, оставляя ее на крыльце, отчего Энджел порой чувствовал себя каким-то Квазимодо, вдобавок сидящим на низкокалорийной диете. На подъездной дорожке перед домом стоял новенький «мерседес» – первый случай в жизни Энджела, когда он приобрел автомобиль, имеющий в салоне больше двух мест, и «харлей- дэвидсон-спортстер». Ни на машине, ни на мотоцикле он еще так ни разу и не поездил. Энджел скрывался, стараясь как-то отдалить момент, когда все узнают, что он подвергся трансплантации сердца. Хотя Энджела все еще смущал собственный диагноз, он все-таки понемногу уже начал свыкаться с тем, что произошло.
Рано или поздно репортеры все равно узнают об операции, Энджел в этом не сомневался. Цена за иллюстрированную историю болезни Энджела, назначаемая журналами, росла с каждым днем. А значит, скоро кто-нибудь обязательно заговорит.
«Это должен быть ты, Энджел».
Он почти услышал голос Фрэнсиса. Во всяком случае, будь тут его брат, он непременно сказал бы именно это.
Он посоветовал бы Энджелу выйти наконец из укрытия и рассказать правду о том, что ему довелось пережить. Фрэнсис не забыл бы напомнить брату о том, как может подбодрить история Энджела тех несчастных, которые до сих пор дожидаются очереди на пересадку сердца в больницах.
Мысль о том, что он – о Господи! – он, Энджел, может стать в чем-то примером для других, заставила Энджела рассмеяться. Да, видно, слишком его напичкали лекарствами, раз ему в голову лезут такие глупости.
Тем не менее Энджел уже знал, что будет делать: он был не из тех людей, которые долго колеблются, прежде чем принять решение.
Как только Энджел решился, он сразу начал действовать. Он схватил телефонную трубку и набрал номер информационной службы. Узнав телефон клиники «Сент-Джозеф», Энджел немедленно позвонил туда. Услышав на том конце провода хорошо поставленный, вежливый голос, Энджел попросил соединить его с автоответчиком доктора Алленфорда. Затем Энджел наговорил сообщение, которое было предельно кратким и деловым: пожалуйста, организуйте для меня пресс-конференцию на десять утра в четверг. Сделав это, Энджел почувствовал себя гораздо лучше, хотя и понимал – это далеко не все, – что предстоит сделать. Было еще одно важное дело. Только он не знал, с чего начать.
«Что-то о его новом сердце...»
Едва ли не впервые Энджелу пришла в голову мысль, что у его донора непременно есть семья. Он подумал, какие, должно быть, сомнения мучили членов этой семьи. Ведь, недавно узнав о гибели близкого им человека, они должны были почти сразу принять решение о том, чтобы дать возможность Энджелу продлить его жизнь. Он восторгался решимостью и мужеством этих неизвестных ему людей.
Ранее Энджела интересовало только имя самого донора. Как он пытал Мадлен, стараясь заставить ее выдать ему эту конфиденциальную информацию. Но она держалась стойко, и ему оставалось только воображать себе этого неизвестного человека, думая, кто он, откуда был родом, как он умер, во что верил, когда был жив. Хотя было ли это так важно? Кто бы ни был этот человек, но его сердце билось теперь в груди Энджела: произошло чудо, иначе это нельзя было назвать.
Энджел обязан хоть что-нибудь сделать для семьи донора.
Хотя бы
Мысль эта пришла ему в голову сама собой. Ведь что ни говори, а есть на земле люди, которым он обязан жизнью. Энджел взял авторучку, блокнот, раскрыл его и машинально нарисовал сердце в верхнем уголке листка.
И не успев даже сообразить, что именно будет писать, Энджел уже строчил по бумаге: