Она обмакнула корочку хлеба в масло, которым был заправлен салат, и отправила в рот.

– Ты чем-то взволнован? Что-то случилось? Джонатан неожиданно улыбнулся. Ничем он не взволнован. Хорошо, что Симона не заметила, что он немного припозднился, да еще и выпил.

– Нет, дорогая. Ничего не случилось. Наверное, конец недели. Почти конец.

– Ты устал?

Такой же вопрос ему задавали врачи, и он к нему привык.

– Нет… мне сегодня нужно позвонить одному покупателю от восьми до девяти.

Он посмотрел на часы – 20.37.

– Пожалуй, пойду позвоню сейчас, дорогая. А кофе выпью потом.

– Мне можно с тобой? – спросил Джордж, опуская вилку. Он выпрямился, приготовившись спрыгнуть со стула.

– Не сегодня, mon petit vieux[19]. Я спешу. А ты вроде бы собирался поиграть в китайский бильярд.

– Купи «Голливуд»! – крикнул ему вслед Джордж, и вышло у него это совсем по-французски: «Олливу».

Джонатан поморщился, снимая пиджак с вешалки в прихожей. Жевательная резинка «Голливуд», бело-зелеными обертками которой были усеяны сточные канавы, а иногда и сад Джонатана, обладала для юных французов загадочной притягательностью.

– Оui[20], мсье, – пообещал Джонатан и вышел из дома.

Домашний телефон доктора Перье имелся в справочнике, и Джонатан надеялся, что он в этот вечер дома. Какой-то bureau de tabac[21], где тоже был телефон, находилось ближе, чем магазин Джонатана. Его вдруг охватил панический страх, и он заспешил к красной, установленной наискось вывеске «Tabac», светившейся впереди за два перекрестка от него. Он добьется, чтобы ему сказали правду. Джонатан кивнул в знак приветствия молодому человеку за стойкой, которого едва знал, и указал на телефон, а заодно и на полку, где лежали телефонные книги. «Фонтенбло!» – прокричал Джонатан. Было шумно, да еще и музыкальный автомат гремел. Джонатан отыскал номер телефона и набрал его.

Снял трубку доктор Перье. Он узнал голос Джонатана.

– Я бы очень хотел сделать еще один анализ. Даже сегодня. Сейчас – если вы можете взять пробу.

– Сегодня?

– Я мог бы прийти к вам немедленно. Через пять минут.

– Вы… чувствуете слабость?

– Видите ли… я подумал, что если анализ отправить завтра в Париж… – Джонатан знал, что доктор Перье имел обыкновение отсылать анализы в Париж по субботам утром. – Если бы вы могли сделать анализ сегодня или завтра рано утром…

– Завтра утром меня не будет. Мне нужно обойти больных. Если вы так расстроены, мсье Треванни, заходите ко мне сейчас.

Джонатан заплатил за разговор и, прежде чем выйти из кафе, вспомнил про жевательную резинку «Голливуд». Купив пару пакетиков, он сунул их в карман пиджака. Перье жил на бульваре Мажино, минутах в десяти ходьбы. Джонатан ускорил шаг. Дома у доктора ему никогда не приходилось бывать.

Дом был большой и мрачный. Консьержка, старая неторопливая костлявая женщина, сидела в небольшом застекленном помещении, заставленном искусственными растениями, и смотрела телевизор. Джонатан ждал, когда шаткая кабина лифта опустится вниз. Консьержка выползла в холл и спросила с любопытством:

– Ваша жена рожает, мсье?

– Нет. Нет, – улыбнувшись, ответил Джонатан. Он вспомнил, что Перье занимается общей практикой.

Он поднялся наверх.

– Ну, так что вас беспокоит? – спросил доктор Перье, проводя его через столовую. – Проходите в эту комнату.

В квартире царил полумрак. Где-то работал телевизор. Комната, в которую они вошли, была похожа на небольшой кабинет. На полках виднелись книги по медицине, на письменном столе стоял черный докторский саквояж.

– Моп dieu, можно было бы подумать, что вы на грани обморока, а ведь вы явно сюда бежали, у вас даже щеки порозовели. Только не говорите мне, будто до вас опять дошел слух, что вы на краю могилы!

Джонатан постарался взять себя в руки.

– Просто мне нужно быть уверенным. Правду сказать, чувствую я себя не настолько уж блестяще. Да, прошло всего два месяца после последнего анализа, и следующий будут брать в конце апреля, но разве повредит… – Он умолк, дернув плечами. – Ведь пробу костного мозга взять нетрудно, а завтра рано утром ее можно отправить…

Джонатан чувствовал, что французский на этот раз у него выходит коряво. Французское слово «moelle», то есть «костный мозг», вызывало у него отвращение, особенно при мысли о том, что его костный мозг имеет ненормально желтый цвет. Он понимал, что доктор Перье настроился перевести разговор с пациентом на шутливый лад.

– Да, я могу взять пробу. Результат, скорее всего, будет тот же, что и в прошлый раз. Но медикам, мсье Треванни, никогда нельзя полностью доверять…