– Дело в том, что… – Взгляд Уистера стал еще более серьезным. – Вам осталось жить не больше нескольких недель. Вы это знаете. А у вас жена и маленький сын, не так ли? Неужели вы не хотите оставить им кое-что после того, как вас не станет?
Джонатан почувствовал, как краска сходит с его лица. Откуда Уистеру все это известно? Потом он понял, что все взаимосвязано, что тот, кто сказал Готье о его скорой смерти, знает этого человека, каким-то образом с ним связан. Джонатан не собирался упоминать Готье. Тот честный человек, а Уистер – проходимец. Джонатану вдруг показалось, что виски не так уж и хорошо на вкус.
– Это просто какие-то глупые сплетни… кто-то распустил их недавно…
На этот раз головой покачал Уистер.
– Это не глупые сплетни. Дело, скорее, в том, что ваш врач не сказал вам всей правды.
– А вам известно больше, чем моему врачу? Мой врач мне не лжет. Да, у меня болезнь крови, но… состояние мое сейчас не хуже…
Джонатан умолк.
– Боюсь, что не смогу вам помочь, мистер Уистер, и это самое главное.
Уистер покусывал нижнюю губу, при этом его длинный шрам отвратительно шевелился, точно червяк.
Джонатан отвернулся. Может быть, доктор Перье все-таки ему лгал? Джонатан подумал, что надо бы завтра же утром позвонить в парижскую лабораторию и задать несколько вопросов, а то и просто съездить в Париж и потребовать дополнительных разъяснений.
– Мистер Треванни, мне жаль, но, скорее всего, именно вы недостаточно осведомлены. До вас же дошло то, что вы называете глупыми сплетнями, и не я принес вам дурные вести. Вы вольны сделать свой выбор, но в нынешних обстоятельствах, как мне кажется, столь значительная цифра звучит весьма неплохо. Вы могли бы бросить работу и наслаждаться жизнью… ну, скажем, отправиться с семьей в кругосветное путешествие, и все равно жене останется…
Джонатан ощутил легкую слабость. Он поднялся и глубоко вздохнул. Ощущение слабости прошло, но он остался стоять. Уистер продолжал говорить, однако Джонатан едва его слушал.
– …в этом и заключается моя идея. В Гамбурге есть несколько человек, которые внесут свой вклад в сумму девяносто шесть тысяч долларов. Тот – или те, – кого нам нужно убрать с дороги, принадлежат к мафии.
Джонатан так и не пришел полностью в себя.
– Спасибо, я не убийца. Оставим этот разговор.
– Прежде всего нам нужен человек, не связанный ни с кем из нас и не живущий в Гамбурге. Хотя первый мафиозо, рядовой член мафии, должен быть застрелен в Гамбурге. Нам бы хотелось, чтобы полицейские думали, будто две мафиозные группировки в Гамбурге враждуют одна с другой, вот в чем дело. А вообще мы хотим, чтобы полиция выступила на нашей стороне.
Он продолжал расхаживать взад-вперед, глядя больше в пол.
– Первый мафиозо должен быть застрелен в толпе, в метро, которое у нас называется у-баном[15]. Револьвер тут же выбрасывается, и… стрелявший смешивается с толпой и исчезает. Револьвер итальянский, отпечатков пальцев нет. Значит, нет и улик.
Он опустил руки, словно дирижер, закончивший дирижировать.
Джонатан почувствовал, что ему нужно передохнуть хотя бы немного, и снова опустился в кресло.
– Извините, нет.
Как только силы вернутся к нему, он встанет и уйдет.
– Завтра я здесь весь день и, вероятно, пробуду до воскресенья. Подумайте о моем предложении, прошу вас. Еще виски? Оно вас взбодрит.
– Нет, спасибо. – Джонатан заставил себя подняться. – Я пойду.
Уистер кивнул. Вид у него был разочарованный.
– И спасибо за угощение.
– Не стоит.
Уистер открыл дверь, пропуская Джонатана.
Джонатан вышел из номера. Он ожидал, что Уистер сунет ему в руку карточку со своей фамилией и адресом. Джонатан был рад, что тот этого не сделал.
На улице Франс зажглись уличные фонари. Вечер, на часах 19.22. Не просила ли Симона чего-нибудь купить? Может, хлеба? Джонатан зашел в boulangerie[16] и купил длинный батон. Как приятно снова заняться повседневными делами.
На ужин был овощной суп, пара остававшихся со вчерашнего дня кусочков fromage de tete[17], салат из помидоров и лука. Симона рассказала о распродаже обоев в магазине, который находился недалеко от ее работы. За сотню франков они могли бы оклеить всю спальню. Она присмотрела красивые обои с розовато-лиловым и зеленым рисунком, очень светлые, в духе art nouveau[18].
– Ты же знаешь, Джон, в спальне только одно окно, и там очень темно.
– Звучит заманчиво, – ответил Джонатан. – Особенно, если это распродажа.
– Самая что ни на есть. Это не тот случай, когда цену снижают на пять процентов, как это делает мой прижимистый босс.