женщины… женщина. — Он внезапно замедляет шаг, почти останавливается. — Но подходящий момент так и не наступил. Не судьба, наверное. — Я вижу, он не хочет развивать эту тему.

Мы уже у автобусной остановки. Дэвид поворачивается ко мне.

— Мне кажется, у нас много общего. — Вздох, пауза. Он решается: — Я бы хотел снова с тобой увидеться. И больше о тебе узнать.

— Было бы здорово, — поспешно отвечаю я, даже не задумавшись о том, что может означать его предложение.

Беру его за руки. Он так близко, и от удовольствия у меня кружится голова. У него сильные и заботливые ладони. Он высвобождается и обнимает меня. В это мгновение мне снова семнадцать и Марри наконец объяснился. Он сильный. Он рядом. И больше мне ничего не нужно.

— Мне только тридцать, — бормочу я по-идиотски. По лицу блуждает улыбка. Дэвид хочет снова меня видеть. Ну конечно, он понимает, разница в возрасте у нас солидная. Глупо, да, но я не знаю, что еще сказать.

— Хорошо тебе, — улыбается он, ничуть не удивившись.

— Мне нравятся зрелые мужчины, — признаюсь я. Это правда. Особенно сейчас.

Дэвид провожает меня к машине и целует. Скользнув по щеке, его губы едва-едва не касаются моего рта. Но я все равно чувствую их жар, теплое дыхание на коже, страсть, которую скрывает Дэвид. Он медлит, не отстраняясь, и сердце мое колотится все сильнее. Это ощущение остается со мной до самого дома.

После визита к врачу все слова, которые я хотела выкрикнуть, пробкой застряли у меня в горле, и женщина, которую я сотворила за десятилетия, стремительно распадается на части. Я молчу. Не могу выдавить ни звука. Это высшая степень самосохранения. Впрочем, сейчас мне говорить не с кем, и спустя несколько часов, уже дома, мерзкая пробка в горле превращается в затор сродни тому, что перекрывает канализацию, — так сильно он воняет.

Страхи вернулись. Полный комплект давних ужасов. И теперь мне есть что терять.

Бренна и Грэдин поначалу даже не обратили внимания на мое молчание. Позже они, конечно, отметили мою немоту, но вряд ли их измученное сознание могло подсказать, что нужно делать в такой ситуации. Они едва-едва способны позаботиться о себе самих. Должно быть, их настораживает мое поведение, но сейчас они вдали от своего папаши-садиста, а это для них главное. Несколько раз дети спрашивали, что я подарю им на Рождество, и, не получив ответа, недоуменно переглядывались. По своему обыкновению, они переругиваются, учиняют бедлам в ванной и сметают все съестное в доме. В первый день я все-таки сумела приготовить еду: сэндвичи, запеканка, какао — и даже постирала одежду.

Время утекало, час за часом.

А потом зазвонил телефон.

— Мэри… это… — Человек вздохнул. Помолчал. — Дэвид.

Я повесила трубку.

Минут десять стояла, упершись взглядом в стену, сжимая трубку, навалившись на нее, словно придавливая к аппарату, чтобы тот не зазвонил. Не помогло. В тот вечер телефон звонил дважды.

— Мэри, это вас. — Бренна протянула трубку.

Я не взяла, не шелохнулась в своем кресле. Она нахмурилась. Даже сидя в другом конце комнаты, я слышала, как он надрывается: «Алло, алло?» — и каждый звук вгрызался в мои внутренности. Дэвид Карлайл вгрызался в меня.

Изумленная тем, что он решился со мной связаться, посмел войти в мой дом — пусть вторгся лишь его голос, — я упала на кровать и беззвучно зарыдала.

В канун Рождества все стало еще хуже. Дело не только в том, что я не могла говорить, хотя в мозгу за минуту проносились тысячи слов, посредством которых я пыталась понять, что происходит, и разработать план. Я лишилась не только голоса, но сил; энергия оставила мое тело. В сознании словно что-то взорвалось, и меня замкнуло. От энергичной, упрямой, решительной женщины осталась немощная, пораженная ужасом оболочка.

— Нам нечем заняться, — жаловалась Бренна.

Дети недовольно бубнили, что на Рождество все смотрят телевизор, лакомятся сладостями, наливаются лимонадом. Я достала из сумочки двадцать фунтов. Они знают, где находится деревенский магазин. Он еще открыт.

— Мэри, а как же вы? — Мой ступор пробудил беспокойство даже в Грэдине.

Раньше мальчик меня тревожил. Теперь я думала лишь о себе.

В рождественское утро им уже было все равно, говорю я или нет. Бренна и Грэдин разведали, куда я спрятала их подарки, и теперь объедались шоколадом, резались в игры и даже читали купленные для них книги. Брат с сестрой наверстывали детство, которого их лишили. И я должна бы помочь им в этом, но сил хватало, лишь чтобы дышать.

Днем приехала Джулия. Меня она нашла в синем плюшевом кресле — в него садились только тогда, когда случалось что-то важное. Она не знала, что мое сердце истекает кровью. С тех пор прошел не один день, я потеряла им счет. Сегодня дочь собирается отвезти меня в больницу.

— Мама, ты сдашь анализы? — Джулия вздыхает, и ее тревога выплескивается наружу. Она делает все, что от нее зависит, учитывая обстоятельства.

Я боюсь даже посмотреть на нее, чтобы она не прочла в моих глазах правду. Я дергаю пальцем. Она знает, что это значит.

— Хорошо. На улице холодно. Наденем-ка вот это.

Джулия достает пальто, неуклюже вдевает одну мою руку в рукав, затем другую, поднимает меня. Она искренне верит, что помогает, что благодаря ее доброте мне станет лучше. Она не знает, что лучше не станет уже никогда.

— Ну что, пойдем в машину? — Джулия обращается со мной как с младенцем.

Ах, дочка. Меньше знаешь — крепче спишь.

В больнице шумно и оживленно. Вокруг носятся врачи и медсестры, пациенты шаркают по блестящему полу. Я оглядываюсь — на крыльце курят несколько женщин в халатах. Одна из них, почувствовав мой взгляд, отворачивается. Халат у нее яркий, вырви глаз. Зря я согласилась. Не нужны мне никакие анализы. Они ничего не найдут.

Мы сидим в приемной отделения неврологии. Джулия что-то говорит, но я ее не слышу. Мозг улавливает лишь фрагменты звуков — разбитые остатки человеческих жизней. Она произносит слова «раны» и «виновата», и я догадываюсь, о чем речь. Джулия хочет навестить Грейс, пока мы в больнице. Моя дочь обнаружила бедную девочку. Хватит ли ей сил, чтобы все это вынести?

— Миссис Маршалл?

Пусть Джулия ответит. Надеюсь, она скажет, что я никогда не была замужем и ко мне следует обращаться мисс.

— Это моя мать, — поясняет она. — Мама, пойдем. Наша очередь. — Джулия тянет меня вверх, у меня кружится голова.

Я едва переставляю ноги, настоящая развалина, хотя каких-то две недели назад как оглашенная гонялась за цыплятами по двору, в одиночку ремонтировала сарай, в котором держу коз. Девочка, что гостила у меня раньше, вернулась в семью, и я готовилась к встрече с новым испытанием — Бренной и Грэдином. Я верила, что смогу им помочь, изменить их жизнь. Но вместо этого меня поглотила бездна.

Джулия ведет меня в кабинет мистера Рэдклиффа.

Я не люблю врачей.

Тело все как в огне.

— Ну-с, миссис Маршалл, доктор Карлайл предупредил меня, что у вас сложный случай. Мы с ним давно знакомы и долго беседовали о вас. Он очень хотел, чтобы я как можно быстрее вас осмотрел. Я задам