И все же Ричард продолжал упрямиться, отказывался отступиться хоть от одного из своих южноамериканских обязательств, таких, как лошади для поло, или изумруд Тори, или даже сами матчи поло. Лошади уже стоили по тысяче долларов каждая, а их еще надо было самолетом доставить в страну и оттранспортировать в Санта-Барбару, где поставить в конюшню за бог знает сколько долларов в месяц.

Тори была чрезвычайно расстроена тем, что не могла с ним поговорить. Он держался на расстоянии от всего и от всех, делая невозможными любые контакты, одержимый поисками решения проблемы своих вышедших из-под контроля долгов. Надо быть совсем слепой, чтобы, глядя на его стоические поиски альтернативных источников доходов, не видеть, что ему не по силам справиться с ситуацией, и надо быть совсем тупой, чтобы не догадываться, что большая часть из его последних находок входит в противоречие с законом.

Из кратких ответов Ричарда ничего не прояснилось. Тори открыла глаза и обнаружила, что он все еще смотрит на нее. Она сонно улыбнулась ему, ее глаза начали привыкать к темноте и уже могли различить фиолетовые круги под его глазами.

– Во сколько завтра вечером? – спросил он в трубку, не в восторге от ее внимания.

После пары вежливых ответов он повесил трубку и выскочил из постели, ничего не объясняя, и с неприступным видом начал собираться, метаясь по комнате.

Его спальня располагалась на втором этаже известного своей современной архитектурой дома, построенного на одном из участков поместий «Беннеттон Хиллз». Одна из стен комнаты была стеклянной и через нее видна гостиная на первом этаже и сад перед домом. Три другие стены были цвета ночи, вокруг современного камина из нержавеющей стали располагались пышные пуфики песочного цвета, мягкие изогнутые диваны и стулья. В блестящей фурнитуре, в наклоненных зеркалах, в полированных поверхностях стальной сварной скульптуры в углу Тори видела отражение Ричарда, поспешно собирающего свои вещи.

Одев джинсы, старый колумбийский свитер и кроссовки, он перекинул через плечо упакованную спортивную сумку и направился к двери.

Тори, чувствуя себя совершенно отвергнутой, смотрела на него, ожидая объяснений.

– Мне нужно на пару дней съездить в Санта-Барбару. Я позвоню тебе, – сказал он, смягчившись и возвращаясь к кровати, где она сидела, завернувшись в простыню, чувствуя себя совершенно беззащитной.

Она хотела спросить, что за крайняя необходимость заставляет его уезжать среди ночи, хотела попроситься поехать с ним, хотела просто поговорить.

Он сдержанно поцеловал ее, но его мысли были далеко отсюда. Как бы ей хотелось повернуть стрелки часов вспять, к тому времени, когда все было по-другому.

Она окончательно проснулась и через окна спальни с грустью наблюдала, как он большими шагами пересек гостиную, подхватил портфель, а затем повернулся и бросил на нее тяжелый взгляд.

Весь остаток ночи она не могла уснуть и поехала в офис, когда светофоры все еще подмигивали рассеянным желтым светом.

Это напоминало ей первые дни работы в фирме Джейка Шевелсона, когда она часто приходила первой и уходила последней. Безлюдные коридоры и пустые кабинеты всегда вызывали у нее особенное чувство. Она высоко ценила абсолютный покой этих часов, редкую возможность поработать в тишине, когда телефоны отдыхают, и наверстать упущенное. В это время работается в два раза быстрее и в два раза эффективнее, с истинным наслаждением от того, что ничто не отвлекает внимание.

Оставив сумочку, жакет и портфель в своем кабинете и сделав себе чашечку растворимою кофе в кофейной комнате, Тори смущенно проскользнула в святая святых – кабинет Ричарда. Она не считала, что шпионить хорошо, но, так или иначе, любопытство и неприятные предчувствия привели ее туда.

Устроившись в его кожаном кресле за широким черным гранитным столом, она некоторое время сидела потягивая кофе и размышляя.

Почему Ричард умчался в Санта-Барбару посреди ночи? Его чем-то встревожил телефонный звонок? Если бы только она знала содержание разговора Если бы только знала, что происходит.

Ее отношения с ним быстро портились, и она чувствовала себя абсолютно бессильной что-либо изменить. Она была забыта им и совершенно беспомощна, и не разрывала отношений с ним, потому что чувствовала себя виноватой.

Она не хотела бросать его одного; и не хотела поддерживать его уверенность, что ее привлекали только деньги. Кроме того, хотя он отгораживался от нее, время от времени он не выдерживал, и тогда она была ему нужна.

Эллиот Беннеттон освободил сына от ответственности за наиболее сложную работу и назначил Пита Шарбата, одного из самых опытных вице-президентов «Беннеттона» замещать Ричарда, когда тот отсутствует, как будто исчезновения его сына не были чем-то необычным. Тори была переведена в подчинение Пита и испытывала облегчение от возврата к нормальному положению вещей, когда она снова встала в строй, работая как обычно, и чувствовала продуктивность своей деятельности.

Тори была также рада возможности познакомиться с отцом Ричарда. Она видела, как тяжело он все это переносил. Ему ничего не стоило позволить Ричарду продолжать проматывать деньги таким же образом, как он делал это до сих пор, потому что денег у Эллиота Беннеттона хватало. Зато гнев и отчуждение его сына, а также необходимость выдержать характер действительно стоили нервов. Ричард был его единственным сыном, и он явно желал ему добра. И уж во всяком случае он не хотел его разорить.

Тори предполагала, что без влияния Филлис у Эллиота Беннеттона никогда бы не хватило сил сделать это. Хотя она никогда не призналась бы в этом Ричарду, Тори склонялась к мысли, что ему пойдет на пользу это тяжелое испытание, если только он с ним справится.

Он всегда делал кучу дел сразу, и ни одно из них не доводил до конца. Он был ненадежным и злопамятным. Она только надеялась, что еще не слишком поздно изменить его. Нет сомнений, что Эллиот Беннеттон надеялся на то же самое.

Тори подняла глаза на фотографию, где Ричард был снят с отцом. Они были так похожи внешне и так непохожи во всем остальном. Возможно, была виновата среда, а может быть, дело в том, что Ричард родился богатым, а «жирные всегда голодны», но, так или иначе, их взгляды на жизнь, на себя и свои потребности были совершенно различны.

Потребности. Какие у Ричарда были потребности? Почему требуется так много? Что он пытался доказать? Тори все больше беспокоила его ненадежность. Как можно надеяться сделать такого человека когда-либо счастливым? Она спрашивала себя, способен ли он вообще завести настоящую семью, с детьми, с проблемами, чтобы вместе стариться и заботиться друг о друге.

Он обвинил Филлис в том, что она исповедует ценности среднего класса. Ну что ж, Тори солидарна с ней. Ценности среднего класса были непреходящи. О чем же тогда говорил Ричард?

Откинувшись в кресле, она начала исследовать бумаги и дела на его столе, не имея представления, что именно ищет. Перебирала большие цветные брошюры и материалы, касающиеся различных проектов: поместья Беннеттон, Бел Эйр Хайлэндс, Сиенна Хайтс, дела, касающиеся собственности, только что приобретенной в деловой части города, проект в Ирвине. Еще один в Сиэтле.

Там были небрежно брошенные пачки счетов, как будто Ричард как раз занимался их оплатой. Среди прочих обнаружился счет «Мастер Кард», и Тори развернула листок бумаги, с любопытством заглядывая в него. Итоговая сумма в пятьдесят пять тысяч долларов в маленькой рамочке внизу документа показалась ей невероятной, и она поднесла бумагу поближе к глазам, уверенная, что ошиблась. Убедившись, что не ошиблась, она поразилась тому, что счет «Мастер Кард» вообще может достигать такой суммы.

Торн стала торопливо просматривать другие его счета, полагая, что если она собирается выходить за него замуж, то его проблемы и долги касаются также и ее.

«Мастер Кард».

«Америкэн Экспресс».

Виза.

Тиффани.

Нейман-Маркус.

Клод Монтана.