роскошных одеждах. Разумнее всего, пожалуй, будет смотаться отсюда, как только им заплатят. Надо будет поговорить с командиром…

Словно читая его мысли, Конан взглянул ему в глаза и улыбнулся ободряюще.

– Вернусь – поговорим, – бросил он коротко. И двинулся вслед за Нумедидесом к выходу из темницы.

Валерий проснулся неожиданно резко, точно его толкнули, с ощущением невидимой опасности, и несколько мгновений лежал неподвижно. Мускулистое тело напружинилось, как в былые времена перед боем. Однако сейчас он был не на поле брани. И, насколько мог судить, сейчас ему ничто не угрожало. По крайней мере, в данный момент.

Темница его была совершенно пуста, – и на первый взгляд, все в ней оставалось так же, как накануне, а значит, никто не заходил сюда, пока он спал. Нетронутым оставался и вчерашний ужин: накануне он так и не нашел в себе сил прикоснуться к еде, и поднос остался стоять на полу у двери. Валерий сел, пытаясь поудобнее устроиться на соломенной подстилке, опираясь спиной о стену. Пожалуй, поесть действительно стоило, – однако пока он не мог найти в себе сил пошевелиться. Да и спешить, впрочем, было решительно некуда.

Крохотное зарешеченное окошко под самым потолком пропускало достаточно света, и по положению солнца он определил, что время близится к полудню. Лучи светила падали почти отвесно, бросая белесо- желтые блики на гладкую каменную стену и пол у самой стены. В узилище не было ничего, кроме единственной подстилки – хвала Митре, достаточно чистой и плотной, чтобы не пропускать сырости, – колченогого табурета да деревянного ведра в противоположном углу для отправления естественных потребностей.

Сама камера небольшая: тридцать локтей в длину, и пять в ширину, – однако сравнительно чистая и не холодная. Валерий не сомневался, что в замке имелись темницы и похуже, хотя при Вилере почти все они пришли в запустение, и оставалось лишь гадать, чем вызвано столь неожиданное милосердие со стороны его кузена.

Впрочем, Валерий ни на миг не сомневался, что и здесь кроется некий весьма тонкий расчет.

Подтянув поднос поближе, он принялся за еду. Это, по крайней мере, отвлекало от необходимости думать о чем бы то ни было. Принц стыдился в душе своего малодушия… однако в последние годы он слишком привык потакать собственным слабостям, чтобы обрести нужную силу духа сейчас. Все равно волнения и страхи ничего не решат, философски сказал он себе. Рано или поздно судьба его прояснится.

Оставалось только ждать.

О прочих возможностях он предпочитал не задумываться. Мысль о побеге мелькнула непрошенной гостьей, – но он тут же отогнал ее прочь. Бежать невозможно, сказал он себе твердо. Но, скорее, истинная причина была в ином. Побег необходимо было спланировать, осуществить… но мало того. Необходимо было решить, что делать затем. Предпринимать какие-то действия, прятаться, искать сторонников, возможно даже, собирать армию и вести ее против брата.

Принц Шамарский не чувствовал в себе сил даже просто думать об этом. Наконец был избавлен от необходимости делать что бы то ни было, чего, похоже, ждали от него все окружающие, что-то решать, проявлять активность, пытаться разобраться в так немыслимо запутавшемся своем существовании. Слишком много узлов завязалось… одна мысль о том, чтобы пытаться развязать их, вызывала душевную усталость. Теперь же он мог с чистой совестью позволить себе не предпринимать ничего.

Засохший сыр, краюха хлеба и вода стали его завтраком. Он был рад и этому. В его полной превратностей жизни приходилось довольствоваться и худшим. И, закинув руки за голову, принц Шамарский откинулся на подстилку, следя бездумно за тем, как медленно ползет по стене пятно солнечного света.

Внезапно послышался скрежет засова.

Узник вздрогнул. Похоже, сам того не заметив, он задремал… Валерий сел, хмуро косясь на дверь. Кто бы это ни был, он сомневался, что ему принесли добрые вести. Говорить ни с кем не хотелось. Пожалуй, даже больше, чем прихода Нумедидеса, он опасался появления кого-то из друзей. Они примутся ободрять его, строить планы освобождения, утомлять пылкими речами, поносить коварство кузена.

Ничего этого не хотелось.

Однако судьба оказалась к нему милосердна. На пороге, когда дверь наконец распахнулась, оказались двое стражников. Первый опустил на пол перед Валерием поднос с едой и вышел, унося пустые плошки. Другой втащил и бросил в противоположный угол камеры еще одну подстилку. Принц с недоумением проследил за ним взглядом.

– Эй, послушай… – обратился он к вошедшему, но тот, не обращая ни малейшего внимания на пленника, выпрямился и махнул кому-то рукой.

Пораженный, Валерий увидел, что в камеру к нему вносят человека. Тот был без сознания. Увидев следы запекшейся крови на лице и одежде, принц понял, что его подвергли пыткам. Он невольно содрогнулся. При Вилере пытать пленников было запрещено и, насколько ему было известно, до сих пор приказ этот ни разу не нарушался.

Стражники опустили юношу на ложе из соломы. Третий, войдя вслед за ними, поставил у стены ведро с водой, и Валерий подумал, что, когда солдаты уйдут, надо будет смыть кровь и посмотреть, насколько плох раненый. Едва ли можно рассчитывать, что к нему позовут лекаря…

Но зачем этого человека бросили к нему? Неужто нет больше свободных камер? Но, чтобы забить до отказа темницу, Нумедидесу пришлось бы арестовать полгорода.

Нет, здесь было что-то иное.

Внезапно он обратил внимание на одежду пленника, грязную, превратившуюся в лохмотья. Но в тряпье этом смутно угадывался белый с черной каймой балахон.

Митра, да ведь это тот самый безумец, что заколол короля! Валерий сжал кулаки. Он готов был наброситься на мерзавца, удушить его голыми руками… Лишь присутствие стражников остановило его.

Двое первых вышли, тяжелая дверь со скрежетом закрылась за ними. Принц обернулся к оставшемуся.

– Зачем вы принесли сюда этого человека?

– Это приказ! – раздался ответ.

Как знаком показался ему этот голос…

Как ужаленный, Валерий вскочил – и оказался лицом к лицу с Конаном из Киммерии.

Несколько томительных мгновений он молча смотрел на выходца из давнего прошлого, не в силах поверить своим глазам. Мимолетную их встречу ночью во дворе он выбросил из головы, почти убедив себя, что ошибся во тьме, встретив кого-то похожего на северянина.

Но теперь сомнений быть не могло. Перед ним действительно был киммериец. И, судя по всему, варвар поступил на службу к Нумедидесу, его ненавистному кузену!

– Что тебе здесь надо? – сдавленно промолвил он наконец.

Варвар чуть заметно пожал плечами.

– Хозяин приказал поместить сюда этого парня.

– Хозяин? – Валерий не смог сдержать язвительной насмешки. – С каких это пор у тебя появились хозяева, варвар? Я что-то не припомню за тобой такого подобострастия!

Тот несколько секунд молчал, оценивающе разглядывая пленника. Еще мгновение назад Валерий готов был поручиться, что киммериец узнал его, но теперь по лицу варвара невозможно было прочесть ничего. Оно было бесстрастным, точно лик древнего идола.

– Ты прав, шамарец, у меня нет хозяев, – невозмутимо промолвил он, словно и не заметив издевки в словах Валерия. – Но этот… – он презрительно кивнул в сторону двери, – …этот отныне хозяин во дворце. И пока он платит, я выполняю его приказы.

Нумедидес – хозяин во дворце! Валерий сжал кулаки.

– И какие приказы ты выполняешь? Приказ разорить мирный замок и сжечь его вместе со всеми обитателями, не щадя ни женщин, ни детей?!

Принц и сам не мог сказать, откуда пришло к нему это прозрение, однако теперь он был уверен, что не ошибся, даже хотя единственной реакцией Конана были на мгновение опущенные веки. Но он знал!..

– Раньше ты был другим, киммериец! Капитан наемников пожал плечами.