пока держаться в тени, не напоминая лишний раз о себе, однако же мало что из происходящего ускользнуло от бдительных серых глаз барона.

Он отметил и усиленный караул, что всю дорогу четверо дюжих всадников несли у наглухо зашторенной кареты, где везли Валерия, и необычную суровость и растерянный вид старших советников, и суетливые вполголоса переговоры Нумедидеса с теми из придворных, кто, как он знал, принадлежит к их заговору. С минуты на минуту он ждал, что, воспользовавшись удобным предлогом, наследник престола подзовет и его самого… однако этого не случилось. И в душе Амальрика зародилась смутная тревога.

Нет, он ничего не опасался со стороны Нумедидеса. Как бы ни осмелел тот и не расправил крылья за последние дни, он не столь глуп, чтобы не отдавать себе отчета в главном: в руках барона Торского основные нити заговора, вся масса соглядатаев, информация о положении в столице и провинциях. Только он точно осведомлен о расстановке сил при дворе, о всех хитросплетениях тарантийской политики и прочих, таких значительных мелочах.

…А все же Вилер, выходит, не зря говорил о смерти. Предчувствовал недоброе, должно быть. Амальрик вздохнул. Воспоминания о покойном самодержце и о последней их встрече вызывали двоякие чувства. Проницательность короля и, в какой-то мере, завещание, последняя воля, выраженная им в разговоре с бароном, немало смущали того. У него было чувство, точно он унаследовал фамильную драгоценность, на которой лежит древнее проклятие, – столь же прекрасную, сколь и смертоносную. И мысль об этом угнетала его.

Что сказал тогда ему Вилер? Стать врагом, что должен довершить разрушение Аквилонии? На первый взгляд, это как будто совпадало с потаенными планами самого Амальрика, которые старый король распознал со столь пугающей простотой… Однако же он сказал, что они лишь расчищают путь для новой силы, что придет им на смену и сметет их всех, точно могучим ураганом, – и как истолковать это предсказание, Амальрик не знал.

Разумеется, в словах короля было больше горечи обреченного и благих пожеланий, смелых, но невыполнимых, нежели реального прозрения, – и все же память о словах его не давала немедийцу покоя. На какое-то мгновение ему захотелось плюнуть на все, бежать из Аквилонии, предоставив эту Митрой проклятую страну собственной судьбе и неизбежной гибели… Однако то была лишь минутная слабость. Амальрик выпрямился в седле, обозревая кортеж.

Там мало что изменилось. Нумедидес, скакавший во главе, переговаривался о чем-то с черноволосым гигантом, капитаном наемников, внешность которого казалась Амальрику до боли знакомой. Лишь вспомнив свои недавние размышления, он догадался, что это Конан. Подумать только, он с трудом узнал его.

Хотя у варвара и прежде гордости было, хоть отбавляй, но теперь он и вовсе держался почти с королевским достоинством.

Вот какие воины ему нужны! Будь у Амальрика хотя бы дюжина таких, как киммериец, он и не стал бы связываться ни с какими заговорщиками, которых непрестанно приходится опекать, словно малых детей. Да, с такими молодцами, как этот варвар, он взял бы с боем Тарантию за пару поворотов клепсидры! Досадно, что тот служит этому жирному болвану. В случае чего им придется быть врагами…

А в случае чего, собственно – одернул он себя. Что может случиться? Все идет так, как задумано ими с Марной. Ведь он сам прочил Нумедидеса на престол. И вот его планы претворились в жизнь. Толстый Нуми если еще и не король, то уже явно и не принц. Вон как отдает приказы. Видно, уже чувствует себя полноправным хозяином Рубинового Трона.

Но почему в руках жреца оказался кинжал Валерия? Знала об этом Марна или нет? Если знала, то почему ничего не сказала ему… Вряд ли это случайность. Здесь чувствуется рука Нумедидеса. Уж больно ловко все это подстроено.

Неожиданно Амальрик вздрогнул.

На миг ему показалось, что это не они с лесной ведьмой играют тучным принцем, словно марионеткой, а он ими. Он, или те, кто стоят за ним… Ведь вряд ли он сам мог все так тщательно распланировать. Слишком глуп.

Амальрик нахмурился. Но через мгновение расслабился.

Ты стал слишком мнителен, барон, сказал он себе. Неужели этот безмозглый слизень может верховодить тобой, одним из лучших умов Хайбории, и такой могущественной чародейкой, как Марна. Нет, точно он устал. Холодное обливание и полклепсидры физических упражнений – вот что вернет ему утраченное присутствие духа. Или нет, к Нергалу обливание! Лучше он по такому случаю выпьет кувшин вина. Самого лучшего, которое только найдется в его погребах…

Остальные придворные ехали в своих каретам, за исключением нескольких молодых заговорщиков из тех, что недавно окружали принца. Но и они теперь скакали порознь, не разговаривая между собой, но, судя по их умеренным, почти веселым, если бы не требования траура, лицам, в разговор с наследником для них прозвучало немало приятных слов, и теперь они были заняты обмысливанием открывающихся перспектив. Это встревожило Амальрика еще больше.

На миг он едва не поддался желанию подъехать к принцу с требованием разговора, – но врожденное благоразумие возобладало. Возможно, Нумедидес не хочет афишировать свою дружбу с немедийцем при других придворных… в конце концов, это было не лишено смысла. Или просто играет в древнюю, как мир, игру, стремясь показать свою силу и независимость, чтобы добиться превосходства над собратом- заговорщиком. В этом также не было особой опасности. Амальрик был необходим принцу, если тот желал без хлопот и затруднений обрести аквилонский престол, и не сомневался, что сумеет, при необходимости, донести эту простую истину до принца.

«Щенок зарвался. Пора его щелкнуть по носу!» – процедил немедиец сквозь зубы. Глаза зло блеснули, и пальцы невольно стиснули поводья. Откликаясь на настроение всадника, конь его нервно всхрапнул, и барон похлопал его по шее, чтобы успокоить. «Ничего, ничего, дружище. Все будет в порядке». Он и сам не был уверен точно, к кому относятся эти слова.

…Странно, подумалось ему вдруг, что при всем этом судьба второго принца, как будто, никого особо не взволновала. Никто из придворных, насколько он мог судить – а среди них немало было приятелей Валерия, – даже не попытался подъехать к карете с занавешенными окнами, где его везли, и Амальрик не мог поверить, что они опасаются наемников. Скорее, это шок от невероятных известий. Они все еще не пришли в себя, не в силах осознать происходящее и понять, что теперь делать. Хотя, пожалуй, и шок не объяснение. По крайней мере, не полное.

Теперь Амальрик не сомневался, что по поводу кузена Нумедидесом что-то было сказано придворным. За то время, что они в храме ожидали вестей о самочувствии короля, он не терял времени даром и успел поговорить почти с каждым, – из тех, кто имеет при дворе хоть какое-то влияние. Возможно, в ход пошли угрозы. Возможно, посулы.

Как бы то ни было, похоже, этого оказалось достаточно, чтобы заставить вельмож утратить всякий интерес к судьбе Валерия Шамарского. И, говоря объективно, барон Торский не мог не восхищаться ловкостью и прозорливостью Нумедидеса.

Откуда только это в нем взялось?

Он не мог поверить, что ошибся в своих оценках принца. У него было верное чутье на людей, и племянника короля он знал не один день. Спроси его кто еще месяц назад, он готов был поклясться, что тот – лишь безвольная тряпка, винный бурдюк, не имеющий ни собственной воли, ни разумных мыслей в голове. Иначе, собственно говоря, он и не выбрал бы именно его на роль марионетки на аквилонском престоле. Валерий тогда показался ему слишком уж своевольным, неуправляемым…

Немедийский посланник с сомнением покачал головой, машинально разглаживая складки на бархатном рукаве. Он не любил этот материал, – и на черном так заметна была любая грязь и пыль… Тонкие губы скривились от отвращения. Он подумал, что, пожалуй, по приезде отдаст этот костюм дворецкому. Сам он его уж точно никогда больше не наденет, – слишком много дурных воспоминаний.

Мысли Амальрика вновь вернулись к аквилонским принцам. Поразительно все же, до чего непохожи друг на друга оказались братья. И с каким неблагодарным материалом приходится работать! Пожалуй, прав был Вилер. С такими наследниками страна его и впрямь обречена на гибель. Но новая кровь возродит ее. Немедийская кровь! Кровь воинов и аскетов. А пока пусть грызутся наследники, точно бешеные псы! Чем слабее они станут, тем легче будет задача Амальрика. Он усмехнулся, чувствуя, как возвращается к нему присутствие духа.