— Конечно, не знала. Я привык считать, что это хорошо. Но чем старше ты становишься, тем больше я в этом сомневаюсь.
— И Мод говорит то же самое, — прошептала она, спрашивая себя, умеет ли он читать чужие мысли.
— Кажется, она права. — Он еще раз пристально оглядел ее всю в этом изящном и таком смелом платье, и его темные зрачки сузились. — Тебе еще рано носить такие туалеты.
— Значит ли это, что, когда я стану взрослой, ты позволишь мне носить их? — мягко спросила она.
Темная бровь выразительно поднялась.
— Я не заметил, чтобы ты нуждалась в моем позволении.
— И тем не менее я, кажется, в нем нуждаюсь, — настаивала она. — Стоит мне шаг ступить, как ты начинаешь язвить и издеваться.
— Все дело в том, что ты имеешь в виду, говоря о взрослении, — возразил он, давя в пепельнице сигарету. — Неразборчивость в знакомствах решительно запрещается.
— Однако себе ты ее позволяешь, не так ли? Его голова резко откинулась назад, глаза вспыхнули гневом.
— Какого черта ты интересуешься моей частной жизнью? — ледяным тоном осведомился он.
Ее отодвинули в сторону, поставили на место.
— Я… я просто поддразнила тебя, Блейк, — неловко оправдывалась она.
— Я не шучу, — отрезал он.
— Ты никогда со мной не шутишь, — произнесла она жалобно.
— Ты ведешь себя как глупая девчонка. Она прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы. В ее мягких живых глазах задрожала обида.
— С вашего разрешения, — сказала она с горечью, — я отправлюсь домой играть в куклы. Спасибо за теплый прием, — прибавила она срывающимся голосом и отошла от него. Прокладывая себе путь сквозь толпу, она впервые пожалела о том, что попала в семью Блейка.
Глава 2
До самого конца вечера она избегала Блейка, держась поближе к Нэн и Филлипу и стараясь зализать свои душевные раны. Но Блейк, казалось, вовсе не замечал этого. Он увлеченно дискутировал о чем-то с Мод и каким-то моложавым конгрессменом.
— Интересно, о чем они толкуют? — спросил Филлип, танцуя с Кэтрин под одну из немногих медленных мелодий оркестра.
— О спасении мокасиновых змей, — буркнула она, состроив пренебрежительную гримасу, но в ее темных глазах затаилась обида. Филлип тяжело вздохнул:
— Ну что он натворил на этот раз?
— Ты о ком? — спросила она, вся вспыхнув. Во взгляде Филлипа читались снисходительность и ирония.
— О Блейке. Стоило вам оказаться в одной комнате в течение десяти минут, как вы уже начали избегать друг друга.
Она стиснула зубы:
— Он ненавидит меня, я же тебе говорила…
— Так что он натворил? — переспросил Филлип.
Она уткнулась взглядом в верхнюю пуговицу его рубашки:
— Он сказал… сказал, что я не должна заводить беспорядочных знакомств.
— Вполне в стиле Блейка, — с досадой отозвался Филлип.
— Ты не понял. Это было только начало, — объяснила она. — Я сострила в том смысле, что и он не монах, и тогда он разъярился на меня за то, что я лезу в его частную жизнь. — Она вся напряглась при воспоминании о бешеном приступе его гнева. — Я же ничего не имела в виду.
— Ты не знаешь ничего о Делле? — мягко спросил он.
Она вскинула на него глаза:
— О какой Делле?
— Делле Несс. Он только что порвал с ней, — объяснил Филлип.
Странная судорога прокатилась по ее стройному телу, и она с удивлением поняла, что это незнакомое ощущение было вызвано мыслью о близости Блейка с какой-то женщиной.
— Они были помолвлены? Он улыбнулся:
— Нет.
Она только выдохнула:
— Ох!
— С тех пор Делла не дает ему покоя, обрывает телефон, засыпает письмами… Можешь себе представить, как это на него подействовало. — Он закружил ее в такт музыке и мягко притянул к себе. —