— Пока он тут отдыхает, у нас вот какое дело… — обратился Швед к Рылу. — Кличку я тебе, конечно, сгоряча дал. Выбери себе другую, время есть. А то люди, знаешь ли, в отряде простые, как ты им представишься, так они тебя и примут, с юмором не у всех хорошо.
— Ты поэтому не дал мне Доберману назваться? Спасибо, я это ценю.
— Ты не цени, а придумывай. Я не в курсе, когда он очнется, а при нем тоже не надо.
Библиотекарь с шумом почесал бритый затылок.
— А какую кличку можно взять?
— Да какую хочешь, лишь бы не длинная была, и чтобы люди язык об нее не ломали.
— Фридрих — можно?
— Фридрих? Гм… вполне. А почему Фридрих?
— Потому что Ницше.
— Ясно… — буркнул Швед.
— Так не только Ницше звали! — спохватился библиотекарь. — Еще Шиллера, и Шопена, и даже Энгельса.
— Да сталкерам по барабану. Ты только про Энгельса им не говори, это уж точно лишняя информация.
«Монолитовец» продолжал раскачиваться в том же ритме, никаких признаков того, что «сеанс» близится к завершению, не было. Швед и новоиспеченный Фридрих бессмысленно побродили вокруг. Потом просто постояли рядом, невольно напевая в такт какие-то популярные песни, каждый свою. Потом снова покружили на маленьком пятачке. Со стороны города показалась крупная псевдособака. Пес трусил по дороге, приветственно вывалив набок язык. Фридриху требовалась практика, и Сергей позволил ему застрелить мутанта в одиночку. Еще несколько минут они потратили на обсуждение этого события. Потом опять заскучали.
Доберман вышел из своего состояния неожиданней, чем вошел. В какой-то момент он подобрал с дороги оружие и встал на ноги, молитва — или что там еще — на этом была окончена.
— Рад приветствовать. — Сергей еле удержался, чтобы не пощелкать пальцами у него перед носом. — Как самочувствие? Что это было?
— Тебя не касается, — категорично, но без агрессии заявил «монолитовец» и отправился дальше. Он не выглядел ни потерянным, ни подавленным, он снова был предельно собран и прекрасно понимал, что с ним произошло. И, кажется, не считал это проблемой. Увидев труп собаки, он едва заметно кивнул, это следовало расценивать как одобрение.
Вскоре появилась развилка, ведущая к тепличному хозяйству, где Хаус вывихнул ногу, и Доберман без напоминаний свернул туда.
На пути им еще попадались и собаки, и тушканы. «Монолитовец» трудился наравне со всеми и после первой перезарядки сам нес патроны для своего «Отбойника». Но стена в общении, которую он выстроил, была непреодолимой.
В городе они разошлись — буднично и без церемоний. Доберман вернул Шведу оружие, не забыв выгрести из кармана оставшиеся патроны, сухо пожелал удачи обоим ходокам и отправился к набережной. Сергей и Фридрих, ответив ему тем же, пошли направо, в сторону гостиницы. Осадок на душе после этой встречи был не то чтобы нехорошим, но по меньшей мере странным. Однако они добрались живыми, и это было куда важнее.
— Фридрих, нам остался последний поворот, поэтому забирай-ка все стволы себе, — сказал Швед. — А я возьму рюкзаки.
— Ты так устал?
— Имидж, балда. Пусть люди посмотрят, с какими трофеями идет мой пассажир. Не пассажир — красавец!
— Это нужно тебе или мне?
— Это не повредит нам обоим, — заверил Сергей.
— Артефакты я должен буду сдать командиру? Или передать их в общак?
— Обшак?.. Где ты этой хрени набрался? Тоже в статьях вычитал? С артефактами делай что хочешь. При случае впаришь кому-нибудь, или можешь сам использовать.
Капитан, подпиравший дверь гостиницы, открыл рот и уморительно приподнял очки на лоб: Фридрих нес оружие так, что сталкер без труда опознал и «Отбойник», и «Громы».
— Вы с проводки или со склада? — поинтересовался Капитан.
— Из сауны, — лениво ответил Швед. — Кто на месте?
— Да все вроде. Но Кабан так быстро тебя не ждал.
— Пойдем порадуем командира, — сказал Сергей Фридриху, открывая дверь.
Сбор был объявлен общим, но не авральным. Кабан прогуливался по плацу, благодушно поглядывая на тех, кто опаздывал в строй.
— Будем считать, что собрались, — сказал наконец он. — Повод хороший, а это у нас явление не частое. Особенно приятно, что этот повод нам обеспечил не кто-нибудь, а штатный разгильдяй отряда, пролетчик и раздолбай на полном пансионе с усиленным пайком, наш драгоценный Швед.
Витиеватость его речи свидетельствовала о прекрасном расположении духа, поэтому Сергей посмеялся вместе со всеми и даже не без удовольствия.
— Рылевский Валентин Казимирович! — произнес Кабан. — Поздравляю, ты принят в отряд. Это шанс начать новую жизнь, которым ты уже воспользовался. Держи, это теперь твое, как и добытые на проводке трофеи. — Командир протянул библиотекарю сверток с КПК. — Последний вопрос: как мы будем к тебе обращаться?
— Фридрих, — гордо ответил экс-Рыло.
— Отлично. Запомни этот день навсегда, боец. Кстати, что у нас сегодня?
— Двадцать восьмое, — подсказал Сергей.
— Двадцать восьмое июня, — объявил Кабан. — Считай это своим днем рождения, сталкер Фридрих! Ну а ты, Швед, прими мои поздравления, хотя довести одного пассажира из троих — невелика заслуга.
— Тех, кто не дошел, ты пристрелил бы сам, клянусь. Это брак отбора, они не должны были попасть в Зону.
— Ладно, сейчас не об этом, — прервал его Кабан. — Иди отдыхай и готовься к завтрашнему утру. На рассвете поступаешь в распоряжение «Монолита». Подробностей не знаю, — сразу предупредил он.
Сергей поднялся в кубрик и без сил рухнул на кровать. Следом появился Хаус с бутылкой чего-то особенного.
— С возвращением, Швед! Как я за тебя рад! — Он искренне улыбнулся и хлопнул Сергея по протянутой ладони. — Тут, кстати, Ахмет уже два раза по твою душу заходил.
— И что он хотел?
— Да кто его разберет… «Моя Шведа розыск поджидай», все в таком духе. Не умею я с ним разговаривать.
— Я Фридриху, пассажиру своему, посоветовал с Ахметом поселиться. Он всю жизнь в библиотеке проторчал, знаний набрался немерено. Вот пусть теперь делится, просвещает.
— Да черт с ним, с Ахметом. Ну, как сходил-то? Трудно? С первой проводкой не сравнить, правда?
— Других вести гораздо хуже, — согласился Швед. — Но польза есть. Не зря ноги бил… А это что у тебя там? Ты не стесняйся, наливай.
— Мужчина! — похвалил Хаус, резво откручивая пробку.
Как выяснилось, бутылка у него была не одна. Потом в кубрик заглянул Капитан, тоже с бутылкой, потом заходил кто-то еще, все радовались, звенели стаканами, булькали горлышками, пели душевные песни — и так, минуя вечер, день перешел в крепкое пьяное забытье.
Глава восемнадцатая