хотелось на­рушать ее покой.

Эльва заговорила первой:

— Что ж ты теперь-то боишься, Эрагон? Ты ведь уже так далеко забрался. — Голос девочки-ведьмы звучал как-то странно, приглушенно, словно она только что плакала. Од­нако когда Эльва вскинула на Эрагона глаза, взгляд ее был свиреп и в нем сквозил вызов.

Грета, похоже, немного удивилась, когда Эрагон вы­шел на свет; подобрав свою пряжу и спицы, она поклони­лась ему и сказала:

— Приветствую тебя, Губитель Шейдов. Могу ли я пред­ложить тебе что-нибудь поесть или выпить?

— Нет, спасибо. — Эрагон остановился прямо перед Эльвой, не сводя с нее глаз. Она тоже посмотрела ему пря­мо в глаза, а потом вернулась к прежнему занятию, ловко пропуская между пальцами шерстяную нить. Ее странные, фиалкового цвета глаза были почти того же цвета, с каким-то сосущим чувством под ложечкой заметил вдруг Эрагон, что и те кристаллы аметиста, с помощью которых жрецы Хелгринда убили Вирдена, а его и Арью взяли в плен.

Он опустился на колени и перехватил спутанную нить посередине, останавливая движение пальцев Эльвы.

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, — заявила она.

— Это вполне возможно, — сердито возразил он, — но я все же намерен произнести это вслух. Ты убила Вирде­на — ты убила его, как если бы сама вонзила в него кинжал! Если бы ты тогда пошла с нами, ты могла бы предупредить его об этой ловушке. Ты могла бы всех нас предупредить! Я видел, как умирал Вирден. Я видел, как Арья чуть полру­ки себе не оторвала — и все из-за тебя. Из-за твоего вечного гнева на меня. Из-за твоего упрямства. Из-за твоей горды­ни… Ты можешь меня ненавидеть, но не смей заставлять других страдать из-за твоей ненависти ко мне. Или, может, ты хочешь, чтобы вардены эту войну проиграли? Что ж, тогда ступай, присоединяйся к Гальбаториксу, и покончим с этим. Ну, говори, ты этого хочешь?

Эльва медленно покачала головой.

— В таком случае я больше не желаю слышать, что ты отказываешься помогать Насуаде! Ведь причиной тому только твоя собственная злоба и ненависть ко мне. Если же ты будешь продолжать так вести себя, тебе придется иметь дело со мной, Эльва Ясновидящая! Но в таком случае я во­все не уверен, что победа будет на твоей стороне.

— Тебе никогда меня не одолеть! — упрямо заявила Эль­ва, и голос ее зазвенел от сдерживаемых чувств.

— Но ведь тебя можно и врасплох застать, не правда ли? Пойми, Эльва, ты обладаешь ценным даром, и варденам очень нужна твоя помощь — и сейчас больше, чем когда-ли­бо прежде. Я не знаю, как нам победить Гальбаторикса. Но если ты останешься с нами — если ты направишь свое уме­нье против него, — мы еще могли бы рассчитывать на удачу.

Казалось, в душе Эльвы происходит яростная борьба. Затем она кивнула, и Эрагон увидел, что из глаз у нее ру­чьем льются слезы. Ему стало жаль ее, но он все же испы­тывал определенное удовлетворение, поскольку его слова так сильно на нее подействовали.

— Вы простите меня? — шепотом спросила она.

Эрагон выпустил шерстяные нитки, с которыми она возилась, и довольно сухо ответил:

Даже если мы тебя и простим, это не поможет вер­нуть Вирдена. Постарайся в будущем вести себя более разумно, и тебе, возможно, удастся хоть как-то искупить свою вину.

Он кивнул старой Грете, все это время хранившей су­ровое молчание, и быстрыми шагами пошел прочь.

«Ты хорошо с ней поговорил, — услышал он голос Сап­фиры. —Теперь, мне кажется, она изменит свое поведение».

«Хотелось бы надеяться».

Эрагон чувствовал себя как-то странно, выбранив Эльву. Он хорошо помнил, как Бром и Гэрроу честили его на все корки за совершенные ошибки, а теперь вдруг оказа­лось, что и сам он учит кого-то уму-разуму, и это дает стран­ное… небывалое… ощущение… взрослости!

«Вот, значит, как поворачивается колесо судьбы», — ду­мал он, медленно идя через весь лагерь к своей палатке и наслаждаясь прохладным ветерком, налетавшим с озе­ра, совсем невидимого в темноте.

* * *

После захвата Драс-Леоны Насуада удивила всех, на­стояв на том, чтобы вардены на ночь в городе ни в коем случае не оставались. Она никак не объяснила свой при­каз, но Эрагон подозревал, что чересчур длительная за­держка во время осады Драс-Леоны заставила Насуаду потерять терпение, ибо всего на свете ей хотелось поско­рее продолжить поход на Урубаен. А кроме того, она явно опасалась того, что в Драс-Леоне слишком много агентов Гальбаторикса.

Как только вардены обеспечили на улицах города отно­сительный порядок, Насуада выделила довольно большой отряд под командованием Мартланда Рыжебородого, ко­торому было поручено поддерживать в Драс-Леоне власть варденов. Сама она с остальным войском тут же покинула этот город и направилась на север по болотистому бере­гу озера Леона. Между находившимся на марше войском и оставшимся в Драс-Леоне отрядом Мартланда постоянно сновали гонцы, так что Насуада и не думала совсем выпу­скать из рук управление только что захваченным городом.

Но прежде чем уйти вместе с варденами, Эрагон, Сап­фира, Арья и заклинатели Блёдхгарма вернулись в разру­шенный храм и извлекли оттуда тело Вирдена. Они также довольно долго искали перевязь Белотха Мудрого. Сапфи­ра за несколько минут расшвыряла груду камней, закры­вавшую вход в храм и в подземные помещения; примерно столько же времени понадобилось Блёдхгарму и эльфам, чтобы отыскать тело Вирдена. Но никакие их совместные поиски, никакие заклинания не смогли помочь им найти драгоценную перевязь.

Эльфы на своих щитах вынесли Вирдена за пределы го­рода и поднялись на холм, где и похоронили его возле не­большого ручья под пение горестных эльфийских плачей; эти погребальные песни были столь печальны, что Эрагон плакал, не скрываясь, и все птицы и звери вокруг притих­ли, слушая их.

Эльфийка с серебряными волосами по имени Йаела опустилась на колени возле свежей могилы Вирдена, до­стала из мешочка, висевшего у нее на поясе, желудь и по­садила его в точности там, где ныне покоилась грудь Вир­дена. Затем все двенадцать эльфов, включая Арью, стали петь этому желудю, который под их пение пустил корни, выбросил первый побег и становился все выше и выше, устремляясь к небу, и вскоре могучие ветви его стали по­хожи на руки, сомкнутые над могилой славного эльфа.

Когда эльфы закончили петь, над могилой высился по­крытый листвой молодой дубок высотой футов в двадцать, и на его ветвях висели желто-зеленые нити цветов.

Эрагон думал, что это, наверное, самые лучшие, самые прекрасные похороны, на каких ему когда- либо доводилось присутствовать. Прощание с телом Вирдена понравилось ему гораздо больше тех похорон, которые устраивали гно­мы, ибо они погребали своих мертвых в твердом холодном камне глубоко под землей. К тому же Эрагону была при­ятна мысль о том, что тело Вирдена дало пищу красивому живому дереву, дубу, который, возможно, проживет еще тысячу лет, а может, и больше. Если мне суждено умереть, решил он, пусть надо мною тоже посадят дерево — яблоню, чтобы мои друзья и сородичи могли вкусить плодов, в кото­рых есть частичка и моего тела.

В общем, ему очень нравилось то, что эльфы вклады­вают в похороны близких именно такой смысл. Хотя, конечно, сами похороны от этого не становились менее печальными.

После осмотра храма и похорон Вирдена Эрагон, с одо­брения Насуады, осуществил в Драс-Леоне и еще кое-какие преобразования. Он, например, объявил всех рабов сво­бодными людьми и сам лично посетил все поместья, где имелись рабы, и все аукционы работорговцев, выпустив на свободу множество мужчин, женщин и детей. Он очень надеялся, что теперь жизнь этих несчастных людей суще­ственно улучшится, и это давало ему огромное чувство удовлетворения.

Вернувшись в лагерь и подходя к своей палатке, Эрагон заметил, что у входа его поджидает Арья. Эрагон зашагал быстрее, но тут его кто-то окликнул:

— Губитель Шейдов!