равнину прямо на лагерь варденов.

И Бригман, увидев это, поспешил завершить свою гнев­ную тираду:

— Но я не допущу, чтобы ты загубил столько жизней во имя собственной гордыни! Можешь оставаться, если тебе надо, а мы…

— Тихо! — проревел Роран. Заткни свою пасть, или я сам тебе ее заткну! Балдор, последи за ним. Если он сде­лает что-нибудь такое, что тебе не понравится, дай ему по­пробовать твоего меча!

Бригман чуть не лопнул от злости, но прикусил язык, поскольку великан Балдор тут же, взмахнув мечом, приста­вил к его груди острие.

Роран догадывался, что у него в распоряжении не бо­лее пяти минут, чтобы решить, как действовать дальше. Всего пять минут — и от них зависело столь многое!

Он попытался представить себе, скольких всадников им удалось бы сразу убить или ранить, чтобы остальные, испугавшись, попросту ускакали бы прочь, но почти сразу отринул подобную возможность. Здесь, на этой равнине, у них явно не было никаких преимуществ, и они, будучи столь малочисленными, попросту не смогли бы сдержать натиск кавалерийского отряда.

«Если мы вступим в бой, то победу нам не одержать, а значит… А что, если попытаться напугать их? Но как? Огнем?»

Огонь, правда, мог оказаться весьма коварным союзни­ком для тех, кто оставался в лагере. И потом, мокрая трава вряд ли загорелась бы, разве что начала бы дымить, и про­ку от этого не было бы никакого.

Он посмотрел на Карна.

— Скажи, ты не мог бы создать двойника Сапфиры? Ну, привидение такое? Пусть бы она и была не слишком на себя похожа, но могла бы хоть взреветь и пламя выдо­хнуть, словно и впрямь здесь находится?

Впалые бледные щеки заклинателя стали совсем белы­ми от волнения. Он неуверенно покачал головой, в его гла­зах плескалась паника.

— Может, и смог бы. Не уверен… Я никогда раньше ниче­го такого не делал. Это значит, мне придется воссоздавать ее образ по памяти? А вдруг она окажется совсем не похо­жа на настоящую Сапфиру? — Он мотнул головой в сторону приближавшихся всадников. — Тогда они наверняка сразу разберутся, что к чему.

Роран вонзил ногти в ладонь. Оставалось в лучшем слу­чае минуты четыре, а то и меньше.

— Может, все-таки попробуешь? Нам нужно просто от­влечь их, смутить… — Он посмотрел в небо, надеясь уви­деть хотя бы грозовую тучу, но, увы, над лагерем проплы­вала лишь парочка легких облачков.

«Неуверенность в собственных силах, сомнения… Чего еще боятся люди? Неведомого! Того, чего не могут понять. Вот оно!»

В одно мгновение перед Рораном промелькнуло с пол­дюжины разных планов того, как можно было бы поко­лебать уверенность противника, и каждый новый план казался еще более невероятным, чем предыдущий. И тут в голову ему пришла одна идея, настолько простая и одно­временно рискованная, что он сразу за нее ухватился, ибо, в отличие от всех прочих, эта идея льстила его «я», а для ее осуществления требовалось участие всего лишь одного человека, кроме него самого: Карна.

— Ступайте все в лагерь и прикажите людям спрятать­ся в палатках! — крикнул Роран на ходу. — И пусть сидят тихо, чтобы не было слышно ни звука, пока эти кавалери­сты не подъедут совсем близко!

Сунув молот за пояс, Роран отыскал в ближайшей па­латке среди спальных принадлежностей, валявшихся на земляном полу, какое-то грязное шерстяное одеяло и бе­гом бросился к костру, на котором готовили пищу. Там он подхватил под мышку толстый обрубок пня, которым поль­зовались как табуретом, и рысью взлетел на небольшой бу­горок, находившийся в сотне футов от палаток.

— Пусть кто-нибудь принесет мне игральные кости и рог с медом! — крикнул он. — И еще мой походный стол вместе с разложенными на нем картами. Да быстрее же, черт побери!

За спиной у него слышался топот ног и звон каких-то предметов — это люди бросились врассыпную и нырнули в палатки. Уже через несколько секунд небывалая тиши­на окутала лагерь, какие-то звуки производили только те, кого Роран послал за столом и картами местности.

Роран не стал тратить времени и оглядываться. На вершине бугорка он постарался как можно устойчивее пристроить толстый пень и, убедившись, что пень стоит вполне прочно, сел на него и огляделся: по плавному отко­су холма к нему мчались атакующие кавалеристы.

До их прибытия оставалось в лучшем случае пара ми­нут, и Роран всем телом чувствовал, как гудит под его пнем земля, сотрясаемая ударами мощных копыт, и это ощуще­ние усиливалось с каждой секундой.

— Ну, где же кости и мед? — крикнул он, не отрывая взгляда от кавалеристов.

Затем одним движением руки он пригладил бороду и расправил рубаху. Ему было страшновато, и он уже жа­лел, что не надел свою металлическую кольчугу, но ра­зумом, в котором вдруг проснулись небывалые холодность и хитрость, понимал, что подобная «беспечность» — то, что он сидит вот так, без доспехов, без оружия, совершен­но спокойно, — должна еще сильней впечатлить врагов. Та же холодная сторона рассудка убедила его даже молот оставить заткнутым за пояс. Пусть им кажется, что он и в их присутствии чувствует себя в полной безопасности!

— Извини, — беззвучно прошептал Карн, подбегая к нему. Он вместе с еще одним варденом принес из па­латки Рорана маленький складной столик и лежавшие на нем карты. Столик, накрытый одеялом, поставили перед Рораном. Карн сунул Рорану в руку рог, до половины пол­ный пьянящего медового напитка, сваренного гномами, и кожаный мешочек с пятью самыми обычными играль­ными костями.

— Давайте быстрей отсюда! — прошипел Роран, и Карн уже повернулся, чтобы уйти, но Роран вдруг схватил его за руку и спросил: — Слушай, а ты не мог бы сделать так, что­бы воздух вокруг меня дрожал? Знаешь, как над костром в зимний день?

Карн прищурился:

— Могу, наверно, но что хорошего…

— Просто сделай так, если можешь, и все. И скорей ухо­ди, прячься!

Тощий заклинатель бросился обратно в лагерь, а Роран встряхнул кости в мешочке и высыпал их на стол, как бы играя с самим собой, а потом принялся подбрасывать ко­сти в воздух одну за другой и ловить их тыльной стороной ладони. Его отец, Гэрроу, частенько развлекал себя подоб­ной забавой долгими летними вечерами, покуривая тру­бочку и посиживая в старом кресле-качалке на крыльце их дома в долине Паланкар. Иногда он и Рорану позволял сра­зиться с ним в кости, только Роран всегда проигрывал. Так что Гэрроу предпочитал состязаться в игре с самим собой.

Хотя сердце так стучало в груди, что Роран чуть не оглох от его грохота, а ладони стали влажными и липкими, внешне он ухитрился сохранить вполне спокойный вид. Если этот гамбит вообще имеет хоть какой-то, пусть даже самый слабый шанс на успех, ему необходимо держаться с непоколебимой самоуверенностью, какие бы чувства ни владели в данный момент его душой.

Не отрывая взгляда от игральных костей, он не поже­лал поднять глаза, даже когда всадники стали окружать его, подъезжая все ближе и ближе. Звук мчавшихся галопом ко­ней становился все громче, и Рорану стало ясно, что они, по всей вероятности, намерены просто его растоптать.

«Какой странный способ самоубийства», — мрачно улыбнулся он и подумал о Катрине и о своем будущем ре­бенке. Как ни странно, но ему стало спокойней при мыс­ли о том, что, если ему самому и суждено погибнуть, его кровная линия не прервется. Это, конечно, было не бес­смертие, каким обладал Эрагон, но все же некое подобие бессмертия, и этого Рорану было вполне достаточно.

В последний момент, когда кавалеристы были от него всего в двух шагах, кто-то крикнул: «Эй! Эй! Придержите коней! Я сказал, придержите коней!», и вырвавшиеся впе­ред кони, звеня сбруей и хрустя упряжью, с трудом замед­лили бег и остановились.

А Роран по-прежнему сидел, вперив взгляд в брошен­ные кости, и маленькими глоточками попивая пенистый медовый напиток. Потом он снова подбросил кости, две штуки поймал тыльной стороной ладони и стал внима­тельно их рассматривать.

Вокруг него разливался теплый и мирный запах све­жей земли, взрытой конскими копытами, а также — куда менее приятный — запах взмыленных конских тел.