было различить лишь благодаря проникавшему сквозь щели в пологе свету горевшего снаружи рыжего факела. Воздух показался Рорану каким-то особенно холодным, мертвящим, словно он был похоронен глубоко под землей в какой-то пещере. Который час, он не знал, но явно глубокая ночь, потому что не слышно было даже ночных зверьков; наверное, даже они уже вернулись в норы и легли спать. В такой час в лагере никто не должен был бы бодрствовать за исключением постовых, но никаких постовых поблизости от палатки Рорана не было.
Стараясь дышать как можно реже и тише, Роран прислушался, ожидая, что рядом раздастся еще какой-нибудь шум. Но громче всего стучало его собственное сердце по мере того, как все сильней и сильней натягивалась у него внутри струна той тревоги, что всю ночь не давала ему покоя.
Прошла минута.
Затем вторая.
И когда Роран уже решил, что все это ему просто показалось и нет и не было никаких причин для тревоги, когда даже бешеный стук его сердца стал понемногу затихать, на входное отверстие палатки упала чья-то тень, заслонив собой падавший от факела луч света.
Сердце Рорана снова забилось раза в три быстрей, словно он бегом взбирался по горному склону. Кто бы там ни явился к нему среди ночи, это был явно не часовой, который мог бы предупредить его о начале атаки со стороны Ароуза, и не кто-то из его приятелей, решивших поделиться с ним какими-то своими соображениями, потому что эти люди уж точно не стали бы церемониться и сразу окликнули бы его, а то и просто вломились бы в палатку.
Рука в черной перчатке — ее лишь с трудом можно было различить во мраке — просунулась в щель и нащупала завязки, державшие полог.
Роран открыл было рот, собираясь поднять тревогу, но передумал. Было бы глупо не воспользоваться отличной возможностью застать противника врасплох. И потом, если этот незваный гость поймет, что его засекли, он может и запаниковать, а стало быть, станет гораздо опаснее.
Роран осторожно сунул руку под скатанный плащ, который использовал как подушку, и вытянул оттуда кинжал, спрятав его в складках одеяла на уровне колена. А второй рукой взялся за край одеяла, чтобы можно мгновенно его откинуть в случае необходимости.
В проникавшем снаружи золотистом свете на миг возник силуэт незнакомца, затем он проскользнул в палатку, и там вновь стало почти темно. Но Роран успел разглядеть, что одет этот человек в заплатанный кожаный колет, на нем нет ни доспехов, ни даже нагрудной пластины. Впрочем, лица его Роран разглядеть не сумел.
Незваный гость продолжал красться к его постели, и Рорану стало казаться, что еще немного, и он попросту лишится чувств, так долго он уже задерживал дыхание, делая вид, будто крепко спит.
Когда, незнакомец был уже в шаге от лежанки, Роран сорвал с себя одеяло, вскочил и с диким криком набросил его незнакомцу на голову, уже занося для удара руку с кинжалом.
— Погоди! — завопил тот, и Роран на мгновение замер, а потом они оба рухнули на пол. — Я друг! Я твой друг! — продолжал вопить незнакомец.
Еще мгновение — и у Рорана вдруг перехватило дыхание: незнакомец два раза сильно ударил его по левой почке. Чуть не теряя сознание от боли, Роран заставил себя откатиться в сторону, стараясь держаться от противника как можно дальше. Затем он рывком поднялся на ноги и снова бросился на врага, который, как оказалось, запутался в наброшенном на него одеяле.
— Погоди, я твой друг! — снова закричал незнакомец, но во второй раз Роран ему, разумеется, не поверил и очень правильно сделал: когда он попытался нанести противнику режущий удар, тот весьма ловко перехватил его правую руку с зажатым в ней кинжалом, набросив на нее скрученное в жгут одеяло, а затем сам ударил Рорана в грудь ножом, который извлек из-за пазухи. Особой боли Роран, правда, не почувствовал и решил пока что не обращать на полученное ранение внимания.
Взревев, он изо всех сил дернул за одеяло, сбил противника с ног и отбросил его к стене палатки, а сам рухнул сверху, подминая его под себя вместе с одеялом и одновременно стараясь выпутать из одеяла собственную правую руку.
И почти сразу же ощутил сильный удар по левой руке — незнакомец ухитрился лягнуть его в локоть сапогом с грубой подошвой; кончики пальцев тут же онемели, но Рорану удалось схватить этого типа за лодыжку.
Он попытался перевернуть его лицом вверх, но тот брыкался, как кролик, и в итоге сумел-таки вырваться. Впрочем, уже через секунду Роран снова схватил его за лодыжку и с такой силой сквозь тонкую кожу сапога вдавил пальцы ему в ахиллесово сухожилие, что мерзавец взвыл от боли.
Не давая ему прийти в себя и крепко прижимая его к полу, Роран пришпилил кинжалом к земле его правую руку, а потом попытался воткнуть кинжал ему в бок, но не успел: противник железной хваткой сдавил ему запястье.
— Ты кто такой? — прорычал Роран.
— Я твой друг, — повторил незнакомец, и Роран почувствовал, что его теплое дыхание пахнет винным перегаром. Затем незнакомец весьма успешно три раза подряд ударил коленом Рорану в ребра, а Роран с такой силой врезал ему лбом в нос, что нос громко хрустнул, явно сломанный. Противник дернулся, рыча от боли, но освободиться не смог: Роран держал крепко.
— Никакой… ты… мне… не друг, — задыхаясь, проворчал Роран и вонзил кинжал в бок врага. Тот сопротивлялся, кинжал отчего-то входил плохо и медленно, а Роран в пылу схватки даже не замечал криков людей, собравшихся вокруг его рухнувшей палатки.
Наконец рука незнакомца, сжимавшая запястье Рорана, ослабела, и кинжал с неожиданной легкостью прошел сквозь кожаный колет и глубоко вонзился в его тело. Он дернулся, и Роран ударил его еще несколько раз, а потом вонзил кинжал глубоко ему в грудь.
Рукоять кинжала затрепетала у него в руке — клинок угодил незнакомцу прямо в бьющееся сердце. Он вздрогнул и перестал сопротивляться, тяжело дыша и глядя на Рорана.
Роран продолжал крепко держать противника, наблюдая, как из его тела утекает жизнь; их тесные объятия были похожи на страстные объятия любовников. И у Рорана возникло ощущение какой-то странной, ужасающей близости к этому человеку, хоть он и пришел сюда, чтобы убить его. Перед ним был просто умирающий человек — живое, думающее существо, — чья жизнь подходила к концу из-за того, что он только что пытался сделать.
— Кто ты? — шепотом спросил Роран. — Кто тебя послал?
— Я… я почти убил тебя! — сказал вдруг незнакомец с каким-то жутковатым удовлетворением. Потом глубоко судорожно вздохнул, и тело его обмякло. Он умер, а Роран уронил голову ему на грудь, хватая ртом воздух и дрожа с головы до ног. Только в эти мгновения напряжение схватки начало покидать его, и он заметил людей вокруг, которые стаскивали с него одеяла и упавшую палатку.
— Уберите это с меня! — закричал Роран, выбрасывая вверх левую руку» он чувствовал, что не в силах оолее терпеть эту груду шерсти, завалившую его, эту тьму, это тесное пространство, в котором нечем было дышать.
Затем он увидел над собой щель — это кто-то прорезал ткань палатки; в щель лился теплый мерцающий свет факела.
Стремясь освободиться от проклятого войлочного савана, Роран рывком приподнялся и дернул за края прорези, раздирая ее. С трудом выбравшись из-под рухнувшей палатки, он, по пояс голый, пошатываясь, вышел на свет и в замешательстве огляделся.
Рядом стояли Балдор, Карн, Дельвин, Мандель и еще с десяток воинов, держа наготове мечи и боевые топоры. Никто из них тоже не успел толком одеться, за исключением двоих, в которых Роран признал часовых, выставленных на ночь.
— Ничего себе! — воскликнул кто-то. Роран, обернувшись, увидел, что воины оттащили наконец в сторону изувеченную палатку, и глазам всех предстал труп убийцы.
Это был могучий мужчина внушительного роста; его длинные спутанные волосы были собраны сзади в хвост, а на левом глазу красовалась кожаная повязка. Нос у него был крючковатый, но теперь переносица, разбитая Рораном, стала почти плоской; вся нижняя половина его лица была залита кровью. Кровь запеклась у него на груди и на боку, и земля под ним тоже пропиталась кровью. Казалось, этой крови слишком много, чтобы она могла вытечь из одного-единственного человека.