— Террин был, разумеется, ужасно огорчен гибелью друга и хотел устроить охоту на красноглазого кролика, но гномам по-прежнему требовалась его помощь, вот он и вер­нулся в крепость. Еще три дня и три ночи защитники кре­пости удерживали ее, но потом у них подошли к концу все съестные припасы, а воины — буквально каждый из них — были изранены с головы до ног.

И утром четвертого дня, когда всем уже казалось, что битва проиграна, тучи развеялись, и далеко на горизонте Террин с изумлением увидел летящего к крепости Мимринга во главе огромного грома. Вид приближавшихся драконов так напугал атакующих, что они побросали свое оружие и бежали в дикие края. — Губы Анжелы дрог­нули в усмешке. — И это, как вы понимаете, привело в вос­торг гномов Квотха, и они не скрывали своего ликования.

Но когда Мимринг приземлился, Террин, к своему большому изумлению, увидел, что чешуи его стали совсем прозрачными, как алмазы. Говорят, это произошло по­тому, что Мимринг летел слишком близко к солнцу. Ведь для того, чтобы вовремя собрать столько драконов, ему пришлось лететь выше самых высоких вершин в Беорских горах, выше, чем когда-либо летали драконы и до него, и после него. И с тех пор Террин прославился как герой осажденного Квотха, а его дракона из-за алмазной чешуи стали называть Мимринг Сверкающий. И с тех пор они жили счастливо, но, если честно, Террин все же до самой старости немного побаивался кроликов. Вот что па самом деле произошло тогда в Квотхе.

Когда Анжела умолкла, коты-оборотни благодарно за­мурлыкали, а ургалы стали издавать негромкое утробное ворчание, означавшее, видимо, высшее одобрение.

— Ты рассказала хорошую историю, Улутхрек, Пожирательница Луны, — сказал Гарцвог, и голос его прозвучал гулко, точно эхо скатившегося с горы валуна.

— Спасибо.

— Но рассказывала ты не так, как я когда-то слышал у гномов, — заметил Эрагон, выходя в круг света.

Лицо Анжелы оживилось:

— Ну, вряд ли можно ожидать от гномов признания в том, что они были во власти какого-то кролика! А ты что же, все это время в тени прятался?

— Нет, только несколько последних минут, — признал­ся Эрагон.

— В таком случае ты пропустил самую лучшую часть истории, а сегодня я более не расположена ее повторять. У меня и так уже горло пересохло — так долго я рассказывала.

И Эрагон подошвами ног ощутил, как задрожала зем­ля, — это поднимались на ноги куллы и остальные ургалы, к величайшему неудовольствию котов-оборотней. Некоторые коты даже громко взвыли, протестуя против того, что их столь небрежно роняют на землю.

Глядя на жутковатые рогатые морды ургалов, скло­нившиеся над костром, Эрагон с трудом подавил желание схватиться за рукоять меча. Даже после того, как он столь­ко раз сражался вместе с ургалами, столько путешествовал и охотился вместе с ними и даже не раз забирался к неко­торым из них в мысли, пребывание в их обществе все еще вызывало у него некоторую оторопь. Где-то в душе он по­нимал, что теперь они союзники варденов, но тело его не могло забыть того цепенящего ужаса, который охватывал его в былые времена, когда ему приходилось иметь дело с такими могучими противниками.

Гарцвог вытащил что-то из кожаного мешочка, кото­рый носил на поясе, и, протянув над огнем свою толстен­ную лапищу, передал эту вещь Анжеле. Та отложила свою пряжу и приняла подношение в сложенные лодочкой ладо­ни. Это был довольно грубый стеклянный шар цвета мор­ской волны, посверкивающий белыми искрами, точно су­хой снежок. Анжела опустила шар в рукав своего одеяния и снова взяла в руки веретено.

А Гарцвог сказал:

— Ты должна иногда приходить в наш лагерь, Улутхрек, и мы будем рассказывать тебе свои истории, много историй. У нас и сказитель свой есть. Хороший. Когда слу­шаешь, как он рассказывает легенду о победе Нар Тулкхка в сражении при Ставароске, просто кровь кипеть начина­ет и хочется завыть на луну и скрестить рога с самым силь­ным соперником.

— Ну, это еще зависит от того, есть ли у тебя рога, что­бы их с кем-то скрестить, — заметила Анжела. — Для меня было бы большой честью посидеть с вами и послушать ваши истории. Так, может, завтра вечером?

Великан кулл тут же согласился, а Эрагон спросил:

— Где это — Ставароск? Я о нем никогда прежде не слышал.

Ургалы беспокойно зашевелились, а Гарцвог нагнул го­лову и всхрапнул, точно разъяренный бык.

— Что это еще за шутки, Огненный Меч? — гневно спро­сил он. — Зачем ты нас оскорбляешь? Или, может, хочешь вызвать меня на поединок? Он то сжимал, то разжимал кулаки с выражением несомненной угрозы.

И Эрагон поспешил осторожно оправдаться:

— Я не имел в виду ничего плохого, Нар Гарцвог. И никакого подвоха в моем вопросе не было. Я действи­тельно никогда раньше не слышал такого названия, как Ставароск.

Ургалы удивленно загудели.

— Как это может быть? — спросил Гарцвог. — Разве не все люди знают о Ставароске? Разве наша величайшая победа не воспевается повсюду от северных пустошей до Беорских гор? И уж конечно, вардены, как никто другой, должны были бы знать об этом.

Анжела вздохнула и, не отрывая взгляда от вращающе­гося веретена, сказала:

— Ты лучше сразу им объясни.

Эрагон чувствовал, что Сапфира внимательно прислу­шивается к этому разговору и уже готова лететь ему на под­могу, если окажется, что схватки не избежать.

Тщательно подбирая слова, он сказал:

— Никто никогда не упоминал при мне об этом, но, с другой стороны, я ведь совсем недавно у варденов, и…

— Дражл! — выругался Гарцвог. — Этот безрогий преда­тель не имел мужества даже признать свое поражение! Он трус и лжец!

— Кто? Гальбаторикс? — осторожно спросил Эрагон.

Несколько котов зашипели, услышав это имя.

Гарцвог кивнул:

— Да. Когда он пришел к власти, то пытался стереть наш народ с лица земли и послал в Спайн огромную армию. Его воины крушили наши деревни, сжигали наших мерт­вых, оставляя наши поля черными и бесплодными. Мы сражались — сперва с радостью, потом с отчаянием, но все же продолжали сражаться. Это было единственное, что мы могли сделать. Нам было некуда бежать, негде спрятаться. Кто стал бы защищать народ ургалов, если даже Всадни­ки были поставлены на колени? Но нам повезло. У нас был великий военачальник, который и возглавил нас, — Нар Тулкхка. Однажды он был захвачен людьми в плен, а потом много лет с ними сражался, так что хорошо знал, что и как думают люди. Благодаря этому он сумел собрать множе­ство ургалов из разных племен под свои знамена. А потом он заманил армию Гальбаторикса в узкий проход в глубине гор, и наши славные бараны напали на них с обоих кон­цов. Это была настоящая бойня, Огненный Меч. Земля на­сквозь пропиталась кровью, а груды тел были выше моего роста. Даже теперь в Ставароске под ногами похрустыва­ют кости павших в той битве, а среди кустиков мха можно найти немало монет, сломанных мечей и доспехов.

— Значит, это были вы! — воскликнул Эрагон. — Всю жизнь я слышу истории о том, что однажды Гальбаторикс потерял в горах Спайна половину своей армии, но ни разу никто не мог сказать мне, как именно это произошло и по какой причине.

— Больше половины, Огненный Меч! — Гарцвог округлил плечи и издал какой-то жуткий горловой звук. — Теперь мне ясно: мы должны непременно сделать так, чтобы о на­шей победе узнали все, кто еще не знает об этом. Мы высле­дим и выловим ваших сказителей и бардов, а потом научим их своим песням, в которых говорится о Нар Тулкхке, — пусть они хорошенько запомнят эти песни и исполняют их громко и часто. — Он один раз решительно кивнул, словно раз и навсегда принимая решение — весьма впечатляющий жест, учитывая размеры его великолепной головы, — и ска­зал: — Прощай,