В этом “конечно” чувствовалось что-то не то.

Мальвина, начитавшись романов, говорила о Понизовой всегда воздушно:

— О, это роковая женщина. В нее все влюбляются, один топился.

— Ну, конечно, топился, — отвечали одноклассники. — Заразила его гонорейкой. Она же всем давала.

Мальвина зашла в “Однокласники” и прочла у Понизовой:

“Водила собаку к астрологу, сука плохо ест, сука, звезды для нее неблагоприятно сложились: Венера на Марс пошла. И астролог посоветовал ее три дня не кормить”.

Папенька Понизов был богат не только по уральским меркам.

Мальвина почувствовала: “не то” нарастает.

В школьном театре режиссер Вишнёв говорил:

— Понизова, дорогая, от тебя, как от кошки, невозможно оторвать взгляд. Ты всех забиваешь, Полина. Не уходи от нас!

Но Полина тогда закрутила роман со студентом политеха и из театра ушла.

Мальвина набрала номер Тараса. Химически красивый голос сообщил, что он недоступен, посоветовал позвонить позднее. Может, надзиратель наложил лапу на мобильник?

Недоступен неделю, недоступен две. Когда проползла бесконечная третья неделя, Мальвина позвонила Нонне Степановне. Та первым делом озабоченно спросила:

— Месячные были?

— Были.

— А! — не удержалась свекровь (и это был явно не крик разочарования).

— Почему-то я не могу дозвониться, и он не звонит.

— И у тебя течет, и во всем мире все течет и меняется, как сказал Гераклит, — лекторским тоном произнесла свекровь.

Не составило труда узнать через одноклассников, что Понизова обещает Тарасу подарить свободу уже чуть ли не через три месяца. Где-то на петлистых тропах власти ищется человек, на которого магические зеленые бумажки особенно действуют.

Вот так, значит, отбили тюремного мужа!

И Мальвине не удалось урвать генного материала ни для сына, ни для дочери. Ну и ладно, а то что: двухметровый красавец, плечи у Тараса от стенки до стенки, а все равно ощущение чего-то мелкого… Ну да, он говорил: встает на час раньше — в лагере — и тренируется до того, чтоб наполнение силы отступало. Но — может — родилось бы от него какое-нибудь… и сидело бы оно по будущим тюрьмам с кондиционером и киберментами.

Да еще звонили одноклассники Витька и Оленюшка и кисло-сладкими голосами рассказывали:

— Понизова настояла, чтобы он называл ее по телефону только “Зяблик”.

А в это время жизнь подносила кофе знаменитому режиссеру Вишнёву и подрагивающим горячим голосом спрашивала:

— Этот буфет ближе к рампе передвинуть? Но тогда бассейн не войдет…

Русский — очень откровенный язык. В слове “отбить” есть корень “бить”.

Все до развода не доходили руки. Сначала папа плавно соскользнул из юбилея в белую горячку, пришлось обе семейные заначки — Мальвины и мамы — просадить на частную клинику.

Потом в “Книгозоре” началась ревизия, Мальвине не давали отгул для загса.

И тут бабушка умерла, а дед девяностолетний переехал к закодированному сыну, то есть отцу Мальвины. Дед этот участвовал в выселении чеченцев, и Мальвина один раз ему проклокотала:

— Довыселяли! Теперь женихов в России нет.

Дед сверкнул глазом по приобретенной на Кавказе привычке, но смолчал и ушел на кухню, где готовил хинкали на всех.

Вдруг прошел слух, что колдовства мертвых президентов не хватает, и Тарас не просочился сюда, в наш мир. Будет досиживать. Поговаривали: начальник тюрьмы оказался честным человеком.

Впервые Мальвина задумалась о цене свободы: что бы она могла за нее отдать, а что нет? Но ничего не надумала, а позвонил Тарас:

— Ничему не верь. Знаешь, какие люди вообще, а здесь особенно. И не для мобильника это, приезжай, расскажу: сколько всего я перенес за это время.

— Что, сопли некому подтереть — схлынула освободительница?

— Бей меня, мне некуда деться, но прости.

Она вспомнила стихи Тараса, когда он встречал ее в школьном театре:

О бей меня, народ мой, бей!