— Как поживают Серебрянниковы? Говорят, немного зазнались?
— Ну, пока мы не прошли испытание успехом, не будем никого осуждать...
Леона даже вскочила из-за стола:
— Это что получается: пока я не убил, не буду осуждать убийцу?! — после этого она ушла, хлопнув дверью.
Вот так всегда она уходит — непременно хлопнув дверью. Наша кошка сразу выползает из-под кровати и садится на колени к Эре.
— А почему она такая — Леона? — спросила Эра Викторовна.
Муж начал с Гераклита:
— Есть такие люди — смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают...
Тут я все же решила заступиться за подругу: мол, она меня на самом деле любит. Иногда платье сошьет.
— И мне один раз сшила рубашку, но я бы без нее согласен обойтись, — сказал муж.
— Какие вы — мужчины — жестокие! — начала нанизывать упреки. — Леона совсем одна. У меня есть “дзинь” гостей, “дзинь” мужа и критиков, а у нее ничего. Она делит комнату в аспирантском общежитии с какой-то математичкой. А та вся в науке.
— Так кто же на ней женится — она же съест того! — муж махнул рукой и ушел мыть посуду, скороговоркой бросив: — Скоро у нее будет диссертация, квартиры, студенты, а нас пусть не будет в ее жизни.
Через два дня раздается очередное “дзинь” критиков — второе за один месяц. На этот раз “Комсомолка” напечатала разгромную статью о моей подборке рассказов в журнале, обвиняя мою особу в самых разнообразных грехах.
И тут прибегает Леона, начинает меня утешать. Тоже своеобразно, конечно:
— Зачем ты не вышла за Олега! При нем бы ты не писала эту чернуху...
— Да ты что! Он оборачивался на каждую юбку: “Ха-чу”.
Оказывается, Олег дал ей телеграмму, что прилетает. Я думала — утешать меня. А он — на конференцию.
— Конференция по общению! — удивлялась Леона. — Странные люди — о чем тут говорить. Есть люди, обладающие даром общения, и с ними интересно, хочется общаться... и есть наоборот...
Я думала: а ведь она уверена, что является человеком с даром общения, в то время как она — спазм мирового общения.
На другой день я вдруг увидела, что спазм мирового общения чудесно общается с Олегом, не делая ему ни одного замечания. Значит, без нас не пропадет, подумала я.
На следующий день был мой день рождения, и я позвонила Леоне утром:
— Привет! Чем занимаешься?
— Как чем? К вам собираюсь — помогать тебе салаты делать.
— Но... если ты, дорогая, в хорошем настроении, то мы будем рады тебя видеть. Но если ты в плохом... мы устали от замечаний. Конечно, мы не учимся в аспирантуре, но мы тоже живем нелегкой жизнью... и...
Она бросила трубку.
Больше она к нам никогда не пришла.
И я сильно пожалела об этом.
Потому что следующая моя подруга слишком понравилась моему мужу. Ее тоже пришлось мне отвадить от нашего дома.
О, Леона! О, жизнь!
* * *
Журнальный зал | Зарубежные записки, 2009 N18 | Нина Горланова, Вячеслав Букур
УРАЛ-КАВКАЗ
Через неделю после окончания Пятидневной войны пришла Сусанна.
Мы не виделись лет тридцать – с тех пор, как со своим вторым мужем она уехала в Норильск. Но после перевала жизни ведь все сползаются. Правда, оказалось, что одни подались в дворяне, а другие – в монастырь. Однако в гости к нам все приходят и вино полусладкое приносят, а мы дарим свои книжки.
Из-за большого слоя воли некогда пластичное лицо Сусанны теперь казалось почти мужским. Прорубая воздух прекрасной скалой носа, она подошла к столу и метнула на его середину два пирога: с брусникой и сёмгой.
– Тетя навалилась с кулинарным обучением, когда я вернулась в пермское гнездо. – В груди у нее словно разговаривала посуда из толстого цветного стекла. – Слав, помнишь нашу встречу в кассах?
– Такие незабвенные встречи меняют всю жизнь…
– Слава, больше не пей, а то… опять будут белые столбы в глазах.
– Жена не понимает, что белые столбы – они потому, что не каждый день выпиваю…
Сусанну было не сбить: