— Послушай, — стал трясти его Вася. — Вчера Трофимка, наверно, хотел получить первую премию и медаль: он отдал свои очки собаке. В общем, убежал и потерялся…
— Да я уже дом построил! — сверкнул на него глазами Трофимка. — Только на крышу не нашлось. А вот сейчас ехали мы, и я две досочки заметил. Как раз на крышу.
— О родителях ты подумал? — вздохнул папа. — Мы с мамой, как две плакучие ивы, склонились друг к другу, рыдаем! Чуть весь город наизнанку не вывернули — искали тебя.
Мама в очередной раз сделала открытие: Трофимка весь в бабушку. Всем колхозом ее искали, когда она убежала в поле ржи. В детстве.
Родители заехали в храм — поставить свечку, что Трофимка нашелся. Вася написал хорошими буквами: О ЗДРАВИИ МАМЫ ПАПЫ ЧЕРЕПАХИ МАШИ И ШТОБЫ БРАТ НЕТЕРЯЛСЯ.
* * *
Журнальный зал | Знамя, 2009 N5 | Нина Горланова
Европа начинается с Перми.
Пушкин в “Борисе Годунове”: “Вот пермские дремучие леса”…
Мандельштам: “Как на Каме-реке глазу темно, когда
На дубовых коленях стоят города”.
— Помните: из Перми на Пролетарку ехать — знак был: “Осторожно, лоси!”
— А летом 2005 года на Каму прилетали белые лебеди…
— Кама с утра — это не “Камасутра”. Еще недавно за Камой рыси водились.
— Иногда кажется, что Кама укоризненно смотрит на нас: я вам служу, а вы меня гадите!
В Перми люди едут на работу с такими лицами, словно уже отпахали.
В Перми появилась улица Земля.
В благословенной Перми — так писала я десять лет назад… меня даже однажды спросили:
— Нина, ты так любишь Пермь — уже завещала свой скелет краеведческому музею?
— Пермушка, — так называет родной город моя подруга из прекрасного германского далека, добавляя: — На улице Чкалова важна не наличность, а личность…
Пермь — Юрятин в романе “Доктор Живаго”. Я пыталась собрать деньги на памятник Пастернаку, но появилось открытое письмо в пермских СМИ: мол, лучше поставим Астафьеву (как будто места мало для двух)…
Зато во Всеволодо-Вильве все фотографируются в ракурсе Пастернака, как на известной фотографии — близко к обрыву.
Ильер французы переименовали в Комбре — в честь романа Пруста. Стало: Ильер-Комбре… А Пермь- Юрятин слабо?
Я очень горжусь, что закончила Пермский университет, что в нашем городе живут Веденеев, Беликов, Дрожащих, Ваксман, Гладышев, Гашевы, люблю наши театры, музеи, галерею.
Есть у меня такая картина “Стефаний Пермский заглядывает в окно галереи и вопрошает: когда же храм вернут верующим?”. Говорят, что работники его видят. Правда, мой друг З. говорит:
— Пить надо меньше работникам галереи.
Но я точно знаю, что они не пьют ничего крепче кофе.
Экскурсия по пастернаковским местам? Да вся железная дорога от Москвы до Перми — сплошное пастернаковское место…
Постмодернистов из столицы возили по Перми, по “Юрятину”, потом Бавильский в своем ЖЖ написал: “Помочился во дворе домика Лары”. Стало тяжело у меня на сердце. И через год домик Лары снесли.
— В Усть-Качке все время Пастернака не хватает, чтоб описал эти леса и это мелколесье — только он умел так Урал описывать!
Пермь — самый рисующий город России.
А по другим параметрам — отстает. Пользователей Интернета всегда в два раза меньше, чем в Екатеринбурге. И прививок от гриппа в Перми ставят в два раза меньше, чем в Екатеринбурге!
В Перми больше не носят клетчатое! Раньше в Чайковском выпускали клетчатые ткани, и все мы были в клеточку. Отчасти потому, что Пермь — закрытый был город, в клетке мы сидели, иностранцев к нам не впускали, то есть можно было о благоустройстве не заботиться — не для своих же делать что-то... Но клетка — одновременно и символ свободы, ибо все стороны квадрата смотрят во все стороны света. Пришла свобода — не стало клетки…
Проезжали мимо указателя: “Песьянка — Большое Савино”. От руки намалевана стрелка, надпись: “Таня Петрова”. А у нас на тротуаре белыми буквами: “Солнышко, я соскучился”.
Читала в Интернете, что пермские ученые изобрели деревянные суставы, но не могут внедрить. А
