встреча великого сатирика с молодым драматургом Михаилом Жванецким. Вот как об этом вспоминает последний:
«Мы снова показали ему спектакль («Я иду по улице». –
Когда после спектакля мы окружили Аркадия Исааковича, я обратил внимание, что с Карцевым творится что-то неладное. Он странно смотрит, странно разговаривает. «Что такое, Рома?» – «Аркадий Исаакович велел мне прийти завтра к нему в санаторий Чкалова».
Когда Роман на следующий день к нему пришел, Райкин уже вынул готовое заявление, которое Карцеву надо было только подписать. Наш Рома чуть не сошел с ума от радости. Он неоднократно пытался поступить в цирковое училище, его не брали. И тут такое предложение! Конечно, было от чего сойти с ума – попасть из Одессы, где ты был наладчиком швейных машин фабрики «Авангард», где в обеденный перерыв ел помидорину с колбасой, а лучшими собеседниками были механики, не дураки выпить, – в Ленинград, к Райкину!
Вечером Аркадий Исаакович ужинал у него дома. Мы все прилипли к окнам со стороны улицы. Было немного высоковато, но мы прыгали и поддерживали друг друга. Райкин, как всегда, выглядел прекрасно.
Роман уехал в Ленинград…»
Заметим, что это был не первый талантливый еврей, которого Райкин переманивал в свой театр. Например, до этого, как мы помним, был Вадим Деранков, который, так же, как и Карцев, летел к Райкину на крыльях счастья, но очень скоро эти крылья превратились в обрубки. И Деранков превратился в одного из тайных ненавистников Райкина в театре, о чем нам выше рассказал Борис Сичкин. С Карцевым произойдет почти похожая история, но об этом мы обязательно расскажем чуть позже. А пока продолжим знакомство с событиями 1962 года, в частности, с историей Романа Карцева. Последний вспоминает:
«Приглашения от Райкина все не приходило. Это было лето 1962 года. Прошел июнь, июль, август, сентябрь, октябрь!..
И вот в начале месяца – телеграмма: «Приглашаетесь в театр на работу в 20-х числах ноября».
Ради такого случая отец мне сшил в ателье «бельцовский» костюм цвета морской волны (это была очень глубокая волна), черное пальтишко драповое и прикупил модельные туфли. С маленьким чемоданчиком меня проводили на поезд, где стояла огромная толпа парнасовцев, родственников, зевак.
Двадцать второго ноября часов в двенадцать я сошел на Московском вокзале. В Ленинграде было градусов двадцать мороза, я сразу околел. Я шел по Невскому до улицы Желябова, забегая в магазины и столовые, чтобы согреться, и, весь синий, вошел в служебный вход Театра эстрады, где базировался театр Райкина. Было пусто, холодно, неуютно, и первая, кого я встретил, была Тамара Кушелевская, с трудом меня узнавшая после того просмотра в Одессе. Первые ее слова: «Идиот, зачем ты приехал?»
Я вошел к директору, меня стали оформлять, дали зарплату 88 рублей и тут же пригласили на репетицию. На меня почти не обращали внимания, с трудом вспоминали, кто я такой. Райкина не было, он в это время был в Западном Берлине, но дал задание вводить меня в «Избранные миниатюры». Я получил маленький эпизод: два здоровых лба спаивают маленького. Я выпивал – падал. Боже, я вспомнил, как я падал в Одессе, но здесь меня быстро поправили: не тяни одеяло на себя…»
Итак, Райкин в тот момент был за рубежом. Отметим, что это была его первая поездка в капиталистическую страну. Причем отправился он туда отнюдь не с гастролями, но в итоге все-таки вынужден был выступить. Все вышло случайно. Артист отправился в Западный Берлин вместе с профессором-искусствоведом Юрием Дмитриевым (на страницах этой книги цитировались его публикации о советских артистах эстрады), чтобы принять участие в Международном фестивале пантомимы в качестве гостя и участника дискуссии – он должен был прочитать доклад. Во всяком случае, так ему объяснили цель его визита в Министерстве культуры. Однако на самом деле никакого доклада он читать не должен был, а должен был выступить с двухчасовым концертом. Это была самая настоящая «подстава», поскольку артист, во-первых, ни к какому концерту не готовился, во-вторых – не знал в совершенстве немецкого языка (все его знания умещались в рамки школьного курса). Поэтому, когда артисту в Германии объявили, что все билеты на его концерты давно распроданы и он просто обязан выступить через три дня, его поначалу охватил шок. К счастью, он длился недолго. Потом Райкин собрал всю свою волю в кулак и, запершись в гостинице с переводчиком, принялся готовиться к спектаклю. Им в основном были отобраны миниатюры с пантомимой, где было минимум текста: «Диссертация», «История одной любви», «Времена года», «Жизнь человека» и др.). По словам А. Райкина:
«Тексты моих номеров надо было перевести на немецкий язык и выучить их. Это выяснилось за шестьдесят четыре часа до моего выступления. Шестьдесят четыре часа я не спал, пил кофе и работал, осваивая немецкий язык. Надо было, чтобы текст стал своим, чтобы включилась механическая память (она у Райкина была феноменальная. –
Что я могу сказать о том выступлении? Я видел, как люди аплодировали. Но аплодисментов не слышал. Все было как в немом кино. Потом мне сказали, что меня вызывали 14 раз.
Когда все было позади, ко мне в грим-уборную зашел профессор-театровед Ю. А. Дмитриев, тоже приглашенный на фестиваль. Он был единственным советским человеком, присутствовавшим на том концерте. Юрий Арсентьевич пытался меня уверить, что все было просто великолепно. Но кажется, отчаялся убедить меня в этом.
Зашел и Марсель Марсо (выдающийся французский клоун-мим. –
– Ты был ужасно бледен, – сказал Марсо, – и я испугался.
Затем он стал изображать, как я выглядел. И это было так смешно, что окончательно привело меня в нормальное состояние…»
Вернувшись на родину, Райкин вскоре оказался втянут в еще более неприятную историю, слухи о которой потом распространились по стране, причем в весьма гипертрофированном виде. Что имеется в виду?
Дело в том, что вокруг семейства Райкиных вот уже почти два десятка лет ходило множество слухов и сплетен, подавляющая часть из которых не имела под собой никаких реальных оснований. Например, утверждалось, что Райкины являются обладателями баснословного богатства, которое включает в себя коллекцию фамильных бриллиантов стоимостью в несколько миллионов рублей (астрономическая сумма по советским временам). Было ли это правдой и вообще насколько богат был великий сатирик Аркадий Райкин, стоит сказать отдельно.
Среди официальных биографов артиста принято существенно занижать его благосостояние, дабы выдать его этаким бессребреником. Например, Николай Надеждин в своей версии биографии Райкина пишет следующее:
«Вопрос о зарплате считался неприличным в Советском Союзе, где все получали примерно одинаково (уточним – одинаково мало)… И все-таки любопытно – был ли Аркадий Исаакович богатым человеком? Судя по его популярности – да, наверняка. Но в реальности – ничего подобного…
Миллионер? С восемью сотнями рублей в месяц? Минус налоги? Учитывая то, что Райкин часто выплачивал премии артистам своей труппы и гонорары авторам из собственных денег? Да упаси бог…»
