Ночью все улеглись и уснули, а старик Ядне не спит, думает: «Однако, где важенка делась? Может, мне волчья лапа поможет? Отец, умирая, говорил: «Эти волчьи лапы добыты отцом моего отца. Они вернее шамана». Вот теперь и я попробую волчьими лапами подергать».

Старик Ядне вышел из чума, взял одну волчью лапу из шайтанской санки[61], от отца доставшейся. Подергал в лапе одну жилу — один коготь зашевелился. «Ну, Волчек, ты у меня лучше шамана. Только ты найдешь мою важенку», — подумал Ядне, переложил лапу в свою санку, шкурой накрыл и в чум вернулся.

Утром встали, поели, чай попили, потом собрали оленей, переложили на санку Муччади всех зайцев и поехали.

День ехали, два ехали, вот к чуму охотника Муччади прибыли. Поели, чаю попили и спать легли.

Утром Муччади поймал жирную важенку с теленком, отдал ее старику Ядне за сапку зайцев.

Старик взял важенку с теленком и поехал обратно.

Ночью подъехал к стойбищу, где жили старик Аседа и братья Хэури и Томби. Подошел к чуму Аседа, покашлял.

В чуме старик Аседа проснулся, говорит:

— Наверно, старик Ядне на обратном пути заехал. Гость какой прибыл! Женщины, вставайте, очаг топите.

Вышел, старика Ядне в чум позвал.

Старик Ядне оленей отпустил и в чум вошел.

Ночью с дороги что говорить много? Поели, чаю попили и спать легли.

Утром разговор завели про важенку Ядне. Хозяин чума говорит:

— Жалко, однако, важенку. У тебя все олени жирные и красивые. Не узнаешь, какие молодые, а какие старые. О тебе хорошее слышал. Попробуй поискать у здешних людей. Может, к чьему-то стаду прибилась.

Старик Ядне в стойбище остался. Днем по чумам гостюет, с людьми о делах разговаривает, а сам на чужих оленей посматривает. Нигде не видит своей важенки.

Вот старик ночью вышел на улицу…

Люди в чумах уже спали. Возле стойбища олени ходят, мох копают… Старик достал из своей санки волчью лапу, начал подходить к каждому чуму и дергать жилу. Возле чума братьев Хэури и Томби подергал все жилы и говорит:

— Ну, Волчек, помоги! Пусть скорчатся руки и ноги у того, кто украл мою важенку.

Потом старик пошел в чум Аседе и лег спать.

Утром, только они чай попили, в чум вошла перепуганная женщина:

— У нас беда случилась! Помогите! — сказала.

— Говори, однако, какая беда, — спрашивает Аседе.

— Ночью муж проснулся и говорит: «У меня руки и ноги скорчились и болят. Встать не могу».

Ну, что тут делать! Беда у человека! Помочь надо…

Старики Ядне и Аседе на улицу с женщиной вышли. Возле чума Томби люди собрались, разговаривают, кто-то плачет, а что делать — никто не скажет.

К старику Ядне Хэури подошел, говорит:

— Старик, может, ты во сне что-то видел? Как брат мог заболеть так сразу?

— Во сне ничего я не видел. Может, я ничего не смогу сделать, однако, схожу к твоему брату. Домой все идите.

Старик Ядне подошел к своей санке и незаметно взял волчью лапу, говорит ей:

— Слушай, Волчек! Ты мне помог. Опять пойдешь со мной. Когда дотронусь твоей лапой до скрюченных рук и ног Томби, пусть они выпрямятся.

Спрятал под одеждой волчью лапу и к чуму больного Томби пошел. Зашел, подсел к Томби, говорит:

— Скажи мне… Только правду говори, тогда руки и ноги у тебя выздоровеют. Скажи: как жил, что делал? Где-нибудь своими руками чужого песца или оленя не брал?

— Таких дел у меня много. Не одного песца из чужих пастей[62] утащил я этими руками. Вот в орлином[63] месяце одну чужую важенку поймал. Ее голова еще есть. Еще уши на голове и лоб не сняли, — говорит Томби.

— Ну, ты признался, и теперь ноги и руки у тебя поправятся. Покажи мне голову важенки. Посмотрю на нее. Узнаю, чей это олень.

Старший брат Хэури принес оленью голову.

Старик Ядне увидел голову и говорит:

— Это моей важенки голова. Вот как потерялась моя яловая[64] важенка. Ну, что делать будем? Какого оленя взяли, такого и отдавайте.

Испугались братья…

— Отдадим свою важенку. И еще одну дадим. Только вылечи брата, — говорит Хэури.

Старик Ядне вышел из чума, достал волчью лапу, стал дергать за жилы, говорит:

— Молодец Волчек, помог поймать вора и вернуть важенку. И еще одну дают. Это не хитрость моя. Это наказание за воровство. Они много украли у людей. Пусть у него не перестанут корчиться руки и ноги. Пусть все люди знают, что они воры.

Старик взял оленей и уехал на Малую Хету в свой чум.

В старые времена это было. Жил в тайге один охотник с семьей: женой и сыном-пареньком. Дружно жили, оленей своих имели, на диких отец с сыном охотились, рыбу вдвоем добывали.

Однажды отец один поехал охотиться на диких оленей. Весь день охотился, вечером вернулся, никакой добычи не имея. Жена и сын увидели, что он изменился и на себя не похожий. Жена разожгла костер и хотела ужин сварить, но он схватил ковш и водой залил огонь. Молча поел холодное мясо, чай холодный попил и лег спать.

Ночью мать услышала крик. Зажгла лучину и видит: сына кто-то за ногу укусил. Мать и сын испугались и до утра не могли уснуть: сидели и смотрели на отца. Отец спал, будто ничего не случилось.

Утром он встал, молча поел холодное мясо, попил холодный чай, собрался на охоту и уехал.

Когда мужчина уехал, сын говорит:

— Это не наш отец. Поеду отца искать.

Собрал две упряжки оленей и отца искать поехал…

Ехал, ехал по следу отца, вот большой сугроб увидел. Остановился, снег начал разгребать и нашел отца в сугробе. Отец еще живой был. Сын положил отца на санки, быстро привез его домой, с матерью отогрели отца и спасли.

Мать рассказала мужу, что приходил на него похожий мужчина, боялся огня, а ночью сына укусил за ногу.

Когда отец совсем ожил, он рассказал, как все было:

— Ехал по дороге и встретил пешего охотника. Когда разговаривали, тот ударил меня и сбросил с санок в сугроб. Я узнал его. Это горный абаасы[66] — Чучунна. Он очень боится огня. Он думает, что я погиб, и сегодня к вам вернется. Надо зажечь большой огонь и убрать воду. Я за чумом спрячусь, а потом вход в чум закрою и выйти не дам ему.

Все приготовили, как отец сказал…

Вот вечером на оленях Чучунна приехал, оленей распряг и в чум зашел. В чуме большой огонь увидел, опять рассердился и ковш с водой искать начал. Ковша нигде не было. Он забегал туда-сюда, а потом упал и начал, как снег, таять. Весь растаял, одни кости остались. В чум зашел отец, щипцами кости