На страницах пьесы Елинек, в двадцати трех сценах (отделенных одна от другой пропуском строки), рассказана история развития самосознания немецкого народа с начала XIX до конца XX века. Рассказана так, будто она увидена глазами Фридриха Гёльдерлина, «самого немецкого из немецких поэтов»,[1] сквозь призму его миропонимания, сквозь совокупность характерных для него мотивов, и стилистически выдержана в духе поэзии Гёльдерлина, характерного для него языка (текст Елинек почти целиком состоит из слегка измененных гёльдерлиновских цитат). Отсюда — единство взгляда на происходящее (взгляд «сверху», как бы с большой высоты), подкрепленное отсутствием разбивки на реплики разных действующих лиц, авторских ремарок и прочего.

Пьесу можно прочитать как реконструкцию миров́идения Гёльдерлина.

А можно сосредоточиться на другом — на том, что видит поэт, на истории Германии — и тогда мы столкнемся с перемешанными фрагментами самых разных высказываний, которые произносятся от лица «мы». В отличие от подлинных стихов Гёльдерлина, в пьесе Елинек почти никто не говорит от лица «я». Говорит как будто бы сам немецкий народ, а если присмотреться — разные его части, каждая из которых претендует на то, что она есть целое. И поэт, слышащий все высказывания, видимо, отождествляет себя с каждой из частей «мы» — вероятно, еще и поэтому реплики в тексте пьесы не отделяются одна от другой.

Три части немецкого народа выступают в пьесе как три коллективных, если можно так выразиться, персонажа: немертвые, мертвые и живые.

Немертвые — умершие великие поэты и мыслители; их «извергла земля» и они существуют в облаках (или: в виде облаков[2]) и в людской памяти. Мертвые — герои войн, погребенные в земле и не нашедшие там покоя; согласно немецким народным представлениям, в облике корней мандрагоры они могут выходить на поверхность и тоже воздействуют на живых. У Гёльдерлина это трехчастное деление мира описано, например, так:

В пьесе-мистерии Елинек мертвые и немертвые — те и другие по-своему, с использованием совершенно разных аргументов, выражая разное отношение к жизни, — пытаются воздействовать на живых. Поэтому очень важно различать, кто произносит те или другие слова. Это можно определить по тем характеристикам, которые дают себе разные «мы».

Немертвые: обитают наверху, в небе; связаны с духом, со словом; похожи на детей, ибо отрешены от земных забот; называют себя «немертвыми», «сынами богов», «ангелами истории», добрыми (духами)», «странниками», «вечными детьми», «небесным родом», «небожителями», «спящими».

Мертвые: обитают в самом низу, в глубинах земли; тоже отчасти связаны со словом; называют себя «мертвыми», «героями», «праведными», «корнями мандрагоры», «костями истории».

Живые: обитают на поверхности земли; называют себя «людьми», «народом», «немцами».

Начиная с 8-й сцены реплики мертвых, немертвых и живых перемежаются, порой все три персонажа спорят друг с другом, но определить, кто, когда и что говорит, предстоит самому читателю.

Пьеса Эльфриды Елинек, написанная в 1990 году, была воспринята критикой и до сих пор воспринимается как скандальная. Ее интерпретации[4] сводятся к тому, что Елинек издевается над Гёльдерлином и изображает его провозвестником нацизма. Некоторые исследователи уточняют, что идеи знаменитого поэта были лишь использованы нацистами при разработке идеологии и что сам он ответственности за это не несет. На мой взгляд, такая точка зрения не верна и обусловлена тем, что никто из интерпретаторов не проводит различия между тремя «мы» и, правильно идентифицируя гёльдерлиновские цитаты в пьесе, не рассматривает их в контексте тех произведений, откуда они взяты. На самом деле Елинек не высмеивает миров́идение Гёльдерлина, но точно его воспроизводит. Композиционно пьеса построена как типичное стихотворение Гёльдерлина, расширенное за счет включения сходных мотивов из других его стихов. Она фактически копирует структуру стихотворения «Любовь».

Если исключить первый, вводный отрывок, где явных цитат вообще нет, можно сказать, что пьеса начинается и кончается содержащимися в «Любви» характеристиками состояния современной (Гёльдерлину) эпохи, отличающейся безбожием и безлюбьем, и той эпохи, которая должна наступить:

(ср. сцену 2, начало)

(ср. сцену 23, конец)

Пер. С. Аверинцева

В промежутке описывается трудный процесс взросления человечества, а также — как во многих стихах Гёльдерлина — появление божественного вестника, помогающего людям прийти к более разумной и счастливой жизни. Вестник этот в одном случае остается неуслышанным (сцена 6), в другом случае о его появлении возвещает сама Земля (как это происходит в «Хироне» Гёльдерлина, она обращается к людям: «Напейтесь же, ручьев моих отрада…»; сцена 17).

По мысли Гёльдерлина, человечество в его нынешнем состоянии дико и неразумно, как малое дитя, процесс взросления ему только предстоит, поэтому в оде «Слабоумие» оно и названо «одинокой дичью», о небесном отце же сказано, что он «водит еще не проснувшихся на золотых помочах, как детей». Еще подробнее эта тема раскрывается в стихотворении «У истоков Дуная»: