Елинек виртуозно обыгрывает гёльдерлиновский мотив «дикости»: она, например, показывает — путем простого сопоставления цитат, — что негры, которых Гегель описывает как дикарей, ничуть не более дики, чем те, кто не в состоянии увидеть во всех человеческих существах Земли, будь то живые, мертвые или немертвые, жителей одного общего Дома. О новом человечестве, которое вспомнит о «небесных отцах», в стихотворении «Штутгарт» сказано: «Повзрослевший и ясноглазый (в отличие от «непроснувшихся». —
В пьесе Елинек важную роль играет еще одна гёльдерлиновская тема: тема миссии поэта. Гёльдерлин затрагивал эту тему очень часто, видя в поэте глашатая «светлых сил небес», посредника между богами, или вышним миром, и людьми. В одном маленьком стихотворении, «Обманчиво-святые поэты», он обращает к забывшим о своем долге поэтам такой вопрос: «Если Земля умрет, кто вас поблагодарит?» У Елинек теме «обманчиво-святых поэтов» целиком посвящены первые семь из двадцати трех абзацев, высказывания таких «небожителей» или высказывания о них встречаются и в других частях. Уже это позволяет предположить, что для нее тема ответственности поэта — одна из важнейших. Она характеризует ложных поэтов, выворачивая наизнанку характеристики, которые Гёльдерлин дает поэтам настоящим; получается и смешно и зло, но издевки ее относятся отнюдь не к самому Гёльдерлину, а к тем, кого он так охарактеризовал. Речь идет, главным образом, о «себялюбии» современных поэтов, то есть о том, что они забыли свою посредническую роль и стали «знаками самих себя».
Елинек приводит и некоторые высказывания самого Гёльдерлина, в той или иной мере окрашенные националистическим духом (из «Песни немца», «Смерти за родину» и ряда других стихотворений). Свое отношение к Гёльдерлину — вообще и в связи с этой пьесой — она, как мне кажется, очень ясно сформулировала в интервью с Вальтером Фоглем, корреспондентом газеты «Базлер Цайтунг»
Театральная судьба «Облаков» показывает, насколько разными могут быть интерпретации этой пьесы. Премьера ее состоялась в 1988 году в боннском театре «Шаушпиль», в постановке режиссера- авангардиста Ханса Хоффера. Спектакль был показан в рамках цикла «Мы, немцы» и назывался тогда «Клейст — инвенция».
Но настоящий успех принесла пьесе инсценировка швейцарского режиссера Йосси Вилера и драматурга Тильмана Раабке в Немецком театре Гамбурга, в 1993 году. В 1995 году, на международном театральном фестивале «Контакт» в Польше этот спектакль был удостоен первой премии. В постановке Вилера участвуют шесть действующих лиц — шесть женщин, вдовы военных летчиков. Они говорят то по отдельности, то хором, повторяют слова умерших мужей, пытаясь таким образом восстановить свою утраченную идентичность. Их реплики перебиваются обрывками фраз, доносящихся из громкоговорителя. Все это происходит неизвестно когда, в некоем бункере, через маленькое окошко которого видны облака… Режиссеру важно было подчеркнуть противоречие между стремлением человека к самореализации и притягательной силой штампов коллективного сознания.
В 1999 году «Облака» были поставлены на родине Елинек, в городском театре Клагенфурта, режиссером Эвой Бреннер. Здесь акцент был сделан на взаимоотношениях между «своими» и «чужими», националистами и их жертвами, которые могут и «обменяться ролями». Место действия — современная Каринтия, реплики произносятся попеременно на двух языках — немецком и словенском (словенцы — национальное меньшинство в Каринтии). Границы между сценой и зрительным залом нет, театральное пространство поделено на черную и белую половины; поскольку в театральных билетах места не указаны, зрители сами выбирают, в какой из этих двух частей устроиться, чью сторону принять… Главные роли исполняют две актрисы: одна одета в черный костюм и говорит по-немецки, другая, в белом, произносит свои реплики по-словенски. Деление текста на «немецкие» и «словенские» реплики каждый вечер меняется.
В 1992 году состоялась премьера радиопьесы «Облака. Дом.» в постановке Пеера Рабенса, на гессенском «Радиоканале-2». Это был радиоколлаж из декламации, пения, музыки и шумовых эффектов. Рабен отталкивался от статьи Леонарда Шмайзера, которому Елинек посвятила свою пьесу. В его интерпретации «немертвые» — это мифологические персонажи немецкой истории — фактически содержание исторической памяти немецкого народа, — которые покоятся в земле и надеются на возрождение. В неопубликованном сценарии радиопьесы «голоса» обозначены так: «Мертвый старик, умирающий старик, живой старик, мертвый юноша, умирающий юноша, живой юноша, прародитель
2005 год. Знаменитый немецкий режиссер Клаус Пейман ставит в «Берлинер ансамбль» «Облака» вместе с написанным Елинек (четырнадцать лет спустя) эпилогом к пьесе. Этот спектакль — «Облака. Дом. И потом домой» — единодушно оценивается рецензентами как провальный (лишенный событийной канвы и характеров, скучный). В спектакле занято четырнадцать персонажей — шесть женщин, восемь мужчин; все они одеты в зеленые фраки, у них белые перчатки, белые лица, к которым иногда приставляются клоунские носы, минималистская декорация изображает некую шахту с окошком, в которое можно разглядеть две ели. По мнению критиков, персонажи напоминают то ли лягушек (аллюзия к «Лягушкам» Аристофана? —
Сама Эльфрида Елинек в одном неопубликованном интервью[5] сказала: «…Я писала 'Облака. Дом.' в расчете на совместную работу с режиссером. В этом случае я вижу в режиссере соавтора. Создавая 'Облака. Дом.', я хотела найти новые возможности для театра».
Экспериментальная пьеса Елинек очень трудна для восприятия, для русского читателя особенно, поскольку такого рода театральных текстов на русском языке практически нет. [6] Попытка вникнуть в этот эксперимент обещает многое, и, чтобы облегчить такую задачу, я предлагаю читателю — может быть, параллельно с чтением пьесы — заглядывать в приложенные к ней комментарии.[7]
Облака. Дом{1}
С благодарностью — Леонарду Шмайзеру («Память земли») и Даниэлю Эккерту{2}
Мы привыкли думать{3}: мы, мол, далеко снаружи. А потом внезапно оказывается, что мы в самом средоточье. Святые, светящие в темноте. Мы всегда теряемся, когда кто-то, пусть даже один, дает нам приют в своей памяти, на какое-то время. О нас говорят уже очень давно — на обочинах дорог, украдкой. Это не наши фантазии! Приятное чувство, мчаться ночью по нашим эстакадам, а внизу светятся пивные: в них такие же люди, как мы! Светлое обманчивое сияние. Люди — чужие, странники, как и мы, — стекаются к автовокзалам, чтобы потом снова разделиться, растечься в разных направлениях, и мы нисходим на них дождем, от которого наутро у них промокнут ботинки. А
