Имена Ярославны («Ефросинья») и Глебовны («Ольга») восходят к «поколенной росписи», приложенной к изданию Слова 1800 г., и основываются не на летописных памятниках, а на генеалогической литературе XVIII в.[В примечаниях к первому (Екатерининскому) переводу Слова А. И. Мусин-Пушкин ошибочно писал, что «княгиня Ярославна — супруга младого Владимира», но в предисловии ко второму переводу у него уже фигурирует «супруга Игорева Ефросинья Ярославна» (Дмитриев. История первого издания. С. 326, 336).] Не находит документального подтверждения и дата «второго» брака Игоря (1184 г.),[Происхождение этой даты нетрудно установить: под 1184 (6692) г. у В. Н. Татищева упомянут «шурин Игорев» Владимир Ярославич (Татищев. История Российская. М., 1773. Кн. 3. С. 258. Ср.: То же. М.; Л., 1964. Т. 3. С. 133). Здесь у Татищева сдвиг на один год по сравнению с Ипатьевской летописью. М. И. Михайлов считает, что и старое представление о двух браках князя Игоря имеет право на существование, ибо и у Екатерины II «могли быть» не дошедшие до нас источники, и у издателей Слова (Михайлов М. И. Ярославна от «Слово о полку Игореве» (За някои особености на образа) // Трудове на Висшия педагогически институт «Братя Кирил и Методий» във Велико Търново за 1965/1966 г. София, 1966. Т. 3, кн. 1, № 4. С. 113–130). Доводы его неубедительны. О том, что Ярославна была единственной женой Игоря, писали: Плаутин С. П. Слово о полку Игореве. Париж, 1958. С. 60; Соловьев. Восемь заметок. С. 378–382.] которую приводят некоторые исследователи Слова. Сведение о женитьбе Игоря Святославича на Ефросинии Ярославне в 1184 г. появилось на страницах «Родословника» (1793 г.), составленного в канцелярии Екатерины II.[Екатерина II Записки касательно Российской истории. СПб., 1801. Ч. 5. С. 140. 159. Здесь, в частности, помещена фраза о том, что «по Дунаю грады Ярослав укрепил», которая восходит к Татищеву.] Его основой был рассказ В. Н. Татищева. Само имя «Ефросиния» часто встречается на страницах летописей,[Так звали в иночестве сестру Всеволода Суздальского, умершего в 1181 г.] что и могло привлечь внимание составителей «Родословника», назвавших этим именем супругу князя Игоря.

В Любецком синодике упомянуты некий великий князь черниговский инок Феодосий с женой Ефросиньей.[Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время // Л3AK за 1882–1884 гг. СПб., 1893. Вып. 9. С. 41. Предположение А. В. Соловьева о том, что Екатерина «имела в руках копию Любечского синодика», ни на чем не основано (Соловьев. Восемь заметок. С. 379).] Каково было имя этого князя «в миру», неизвестно. Л. А. Дмитриев спрашивает: «может быть, Феодосий — иноческое имя, принятое Игорем перед смертью?».[Дмитриев Л. А. Важнейшие проблемы исследования «Слова о полку Игореве»//ТОДРЛ. Л., 1964. Т. 20. С. 129.] На этот вопрос можно ответить отрицательно, ибо в рукописях синодика Игорь носил другое церковное имя — Георгий.[Зотов Р. В. О черниговских князьях… С. 41–42. Если даже допустить (что, на наш взгляд, невозможно), что монашеское имя Игоря — Феодосий, то и тогда «Ефросинья» будет не светским, а иноческим именем его супруги (Феодосий и Ефросиния упоминаются в синодике вместе).]

Более решителен в своих рассуждениях Д. С. Лихачев. Если А. В. Соловьев в осторожной форме полагает, что у Екатерины II могла находиться копия Лю-бецкого синодика, то Д. С. Лихачев без каких-либо новых аргументов прямо пишет: «В бумагах Екатерины II был Любецкий синодик». Если Л. А. Дмитриев считает, что встречающееся в Любецком синодике имя жены некоего князя — инока Феодосия Ефросинья могло относиться к супруге Игоря, то Д. С. Лихачев уже прямо пишет, что в Любецком синодике «жена Игоря значится под именем Ефросиньи». И в то же время через несколько строк замечает: «Что же касается до имени Ярославны — Ефросинья, то теперь ученые имеют все основания сомневаться в точности этого упоминания».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 150.] В чем же тут дело? В ошибке Любецкого синодика? А когда Д. С. Лихачев считает, что на основании синодика «в конце XVIII века легко было назвать Ярославну по имени» со ссылкой на В. Н. Татищева, то он ошибается дважды: Татищев имени Ярославны вообще не упоминает,[Л. А. Дмитриев прав, когда пишет, что «Татищев упоминает о встрече Игоря с женой после бегства из половецкого плена, однако нигде имени жены Игоря не называет» (Дмитриев Л. А. Важнейшие проблемы… С. 128).] а отождествление Ярославны с женой князя — инока Феодосия представляет собой всего лишь догадку исследователей середины XX в., а не сведение синодика.[См. также: Творогов О. В. На ком были женаты Игорь и Всеволод Святославичи//ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 48. С. 48–51.]

В последнее время Б. А. Рыбаков продолжает называть Ярославну Ефросиньей, не приводя никаких доказательств подлинности ее имени.[Рыбаков. «Слово» и современники. С. 229.]

Кроме самого Игоря и его супруги (Ярославны) автор Слова упоминает молодых княжичей — Владимира, Олега и Святослава Игоревичей. Владимир Игоревич был сыном именно Ярославны. Во всяком случае именно его пригласили на княжение галицкие бояре в 1202 г., т. е. после смерти Романа.[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 718.] Это, возможно, произошло потому, что Владимир был внуком галицкого князя Ярослава Ос- момысла и, следовательно, сыном Ярославны.

В Слове говорится, что с Игорем «погасоста» (в данном случае — попали в полон) «молодая месяца, Олегъ и Святъславъ». Судя по контексту, речь должна идти о двух сыновьях новгород-северского князя, попавших в плен. Но тогда странен пропуск среди погасших княжичей-месяцев Владимира Игоревича, несомненного участника похода 1185 г., при наличии малолетнего Олега, родившегося, по Ипатьевской летописи, в 1174/75 г. (на три-четыре года позднее Владимира, родившегося в октябре 1171 г.), и Святослава (родился в 1176/77 г.).[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 562, 600, 604. Даты уточнены по Н. Г. Бережкову (Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1903. С. 182, 193, 197). По А. А. Потебне, И. П. Еремину и Р. О. Якобсону, имена Олега и Святослава — позднейшая вставка (Потебня. Слово. С. 93; Jakobson R. La Geste du Prince Igor’ // Jakobson. Selected Writings. P. 155). Под «месяцами» тогда разумеются Владимир и Святослав Рыльский. С известными колебаниями к этому присоединяются О. В. Творогов и В. П. Адрианова-Перетц (Адрианова-Перетц. «Слово». С. 133). Изымая предполагаемую интерполяцию, О. В. Творогов добивается согласования данного текста с упоминанием о четырех участниках похода и ликвидирует излишнюю конкретизацию метафоры (Творогов О. В. Комментарии // Слово-1967. С. 500–501)..] Об Олеге Игоревиче летописи позднее вовсе молчат. А. В. Соловьев считает, что, возможно, в Слове переписчиком допущена была ошибка,[Соловьев. Политический кругозор. С. 74.] а Д. С. Лихачев видит в тексте «сознательный пропуск», вызванный известиями о женитьбе Владимира в плену на Кончаковне. [Слово-1950. С. 428.] Однако в конце Слова его автор провозглашает славу Владимиру, и умалчивать о нем на протяжении всего произведения не было необходимости. Святослава многие комментаторы связывают с племянником Игоря Святославом Рыльским.[Л. Е. Махновец полагал, что речь шла о Святославе Рыльском, так как Олег и этот Святослав больше в летописи не упоминаются, т. е., по его мнению, они погибли (Махновець Л. Е. Iз дослiджень «Слова о полку Iropeвiм»//Радянське лiтературознавство. 1958. № 1. С. 39– 42). Но, по Кенигсбергской летописи, Игорь выехал из Новгород-Северска с двумя сыновьями.] Но наименование «месяц» (т. е. «ksiezyc» — княжич») скорее имеет в виду сына Игоря Святослава.[Орлов. Слово. С. 118.] В походе 1185 г., по Лаврентьевской (Кенигсбергской) летописи, принимали участие всего два сына Игоря.[Б. А. Рыбаков считает сведение о двух сыновьях Игоря, взятых им в поход, ошибочным, ибо Олегу было тогда 10–11 лет, а «таких отроков в опасные походы не брали» (Рыбаков. «Слово» и современники. С. 197, 229). {См. также: Моисеева Г. Н. О времени создания «Слова о полку Игореве»// РЛ. 1985. № 4. С. 15–20; Демкова Н. С. Из комментариев к «Слову о полку Игореве»//ТОДРЛ. Л., 1990. Т. 43. С. 119–123.}] Очевидно, ими были Владимир и Олег. Святослава назвал автор Слова по ошибке, спутав его с племянником Игоря.

Обращение киевского князя Святослава к Игорю и Всеволоду в Слове начинается словами: «О моя сыновчя!». «Сыновец» в древнерусском языке — племянник, сын брата.[Срезневский. Материалы. Т. 3. Стб. 871.] Но оба названных князя были не племянники, а двоюродные братья Святослава Всеволодовича. Происхождение этой ошибки связано с пристрастием автора к причудливым («старым») словесам. В начале рассказа Ипатьевской летописи о походе Игоря 1185 г. говорится: «В то же время Святославичь Игорь, внукъ Олговъ, по?ха из Новагорода… поимяй со собою брата Всеволода ис Трубечка и Святослава Олговича, сыновця своего, изъ Рыльска».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 637–638.] Не поняв истинный смысл слова «сыновец», автор Песни об Игоревом походе вложил его в уста другого Святослава, двоюродного брата Игоря.

А. Г. Кузьмин вслед за А. В. Соловьевым и В. П. Адриановой-Перетц считает, что в Слове «обращение отражает не родственные, а феодальные отношения».[Адрианова-Перетц. «Слово» и памятники. С. 136; Кузьмин. Ипатьевская летопись. С. 79.] Действительно, в летописях слова «отец», «брат» употребляются в фео-дально-иерархическом смысле. Но ни разу там подобным образом не используется слово «сыновец». [См. также: Котляр М. Ф. Загадка Святослава Всеволодовича Киiвського // Украiнський icтopичний журнал.