падает ниже нуля. Глаза у меня дергаются сами собой, и, честное слово, на секунду мне показалось, что я увидел, как в залу ввозят гроб с Хесусом, чтобы успеть на рейс в Сан-Антонио. Я закрываю глаза, а когда открываю их снова, никакого гроба в зале, естественно, нет. Но в глубине души я жду, что он вот-вот появится. Или еще какая-нибудь поебень, еще того хуже. С Судьбы станется.

Дюйм за дюймом я продвигаюсь вслед за мексиканками к окошку. Вся моя лихость куда-то улетучилась. Мне приходит в голову попробовать на кассире мой нью-йоркский акцент, ну, просто задать ему какой- нибудь вопрос, и все; так чтобы потом, если кто-нибудь его спросит, он мог ответить, типа: «Да нет, подходил какой-то парнишка из Яблока[11], и все». Мексиканки расплачиваются и отходят. Кассир перестает долбить по клавиатуре и поднимает голову. Я раскрываю рот, но смотрит он не на меня, он смотрит поверх моего плеча.

– Привет, Пальмира, – говорит он. На меня падает тень Пальмиры.

– Черт, Верн, а ты что здесь делаешь?

– Ну, в общем, работу ищу.

– Господи, разве мальчик в твоем возрасте может работать на пустой желудок. А ну-ка, пойдем, я как раз ехала к вам и по дороге собиралась завернуть в «Барби Q»…

Ёб твою в бога душу мать. Весь зал поднимает бошки и созерцает, как Пам тащит меня за руку из зала, словно трехлетку. Старик с газетой толкает соседа локтем в бок и тычет в меня пальцем. И я чувствую, как удавка этого ёбаного городишки затягивается у меня на горле.

– Кроме того, собаки смогут обнаружить оружие и другие объекты, – говорит в телевизоре шериф. – А если мы найдем оружие, нужно будет всего лишь дождаться результатов дактилоскопической экспертизы.

– Значит, если отпечатки пальцев совпадут – дело можно будет считать закрытым? – спрашивает репортер.

– В самую точку.

Матушка несется обратно на кухню и на бегу выключает телевизор.

– Господи, Вернон, только, пожалуйста, не ходи на Траурную Распродажу в этих башмаках, ты же слышал, что думают об этом люди. Пожалуйста. Неужели во всем городе нельзя найти пары приличных «Туберлимбов».

– «Тимберлендов», ма.

– Какая разница. Скоро придет пастор. Я понимаю, что это не большая радость, но, как говорит Лалли, нужно доказать согражданам, что ты твердо встал на путь исправления.

– Но я же не сделал ничего такого, вашу мать!

– Вернон Грегори! – тут же отзывается Лалли. – Не спорь с матерью.

Сегодня на нем стильный костюм, галстук и все такое. Не успеешь оглянуться, а он, сука, тут как тут в своем сраном костюме.

Мне хочется сдохнуть или отправиться обратно в тюрьму, к родному Барри и его банде ёбнутых приколистов. Вчерашняя ночь выдалась долгой и тяжкой, врагу не пожелаешь. В довершение всего снова взялся брехать Курт. Вот, голову даю на отсечение, что та волна лая, которая каждую ночь обходит весь город, начинается и заканчивается на Курте. Если у этой собачьей «Формулы-1» есть свой президент, то другого такого распиздяя псам на эту должность не найти. Надрывается, сука, как будто он какой-нибудь запиздатский дог, не меньше.

Лалли засасывает пузырек женьшеня и пристраивается поближе к матушке.

– Кстати, – мурлычет он, – ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? Если мне дадут отснять документальный сериал, мы набьем этот дом Специальными Предложениями по самую крышу.

Она поджимает губки.

– Я, кстати, до сих пор не знаю, что случилось с тем заказом, и у меня такое впечатление, что именно его и получила Нэнси. Хотя – видел бы ты ее старый холодильник. Понятно, что без нового ей никуда. Столько денег получила по страховке, и все никак не могла избавиться от этой развалюхи.

– Шшш, – шепчет Лалли. – Не забывай, что мы купили новый телефон с громкой связью. Теперь тебе не нужно даже держать в руке трубку!

Меня опять накрывают волны. С отцом моя старушка никогда не была такой лапочкой. Видит бог, он все, до последней капли пота, выжал из себя, чтобы хоть как-то пробиться в этом сраном мире. Но и этого, судя по всему, оказалось недостаточно. Наверное, в тот день, когда он заработал свою первую тысячу долларов, соседи получили по десять. Если на подходе у тебя будет миллион, тут же выяснится, что нужно было не меньше миллиарда. Вот, к примеру, я апгрейдил свой компьютер, а теперь опять считается, что этого недостаточно. Не важно, о чем идет речь, в этой жизни всего всегда будет недостаточно, вот какую истину я для себя усвоил.

Проповедник поднимается на крыльцо и вяло просачивается сквозь дверь.

– Нынче славный день субботний, который пахнет радостными кексами, – рокочет он.

В том, что Господь пастору Гиббонсу давал, дает и давалку не закроет и впредь, я нимало не сомневаюсь.

– Горяченькие, с пылу, с жару, пастор. – Матушка сдергивает салфетку с подноса; на подносе лежит печиво, и вид у него весьма пессимистический, по она предлагает его пастору – нате, потрогайте – с таким затаенным восторгом, как будто это ее собственная грудь двадцатилетней давности. Гиббонсовы новые «Гимберленды» чирикают о линолеум и оставляют черный штрих.

Он цапает с подноса кекс, разворачивается ко мне и расплывается в улыбке:

– А вот и мой помощник на сегодня, я правильно понимаю?