сегодня уже ничего.

— А Сара? — осторожно спросил Уильям.

— Они с Питером здесь недалеко живут. Детей нет…

— А первый что, умер?

— Какой первый?

— Мой.

— Его и не было. А ты что, думал, что…

Он пожал плечами.

— Да нет, его не должно было быть. Но мало ли что. Когда Питер написал, что женился на Саре, я подумал, может, чтобы не оставлять ребенка без отца.

— Поэтому ты и пришел тайком? — догадалась она.

Он кивнул.

— Для них я уже прошлое, одно воспоминание. И тут заявлюсь вдруг, как снег на голову. Нет. Не хочу никому портить жизнь, поэтому я, собственно, и перестал писать. Понимаю, что это, наверное, было жестоко по отношению к тебе, но что мне оставалось делать, я же ничего не знал! И потом, там была другая жизнь, это как совсем чужая планета, где ты уже не надеешься никогда увидеть Землю… Там стреляют, люди гибнут… Я думал, что никогда тебя не увижу.

— Почему ты думаешь, что Сара все еще любит тебя? Ведь столько времени прошло?

— Я не забыл, что она мне сказала тогда на дороге.

— А ты? Когда ты узнал об их свадьбе, ты написал письмо и всем стало ясно, что тебе безразлично, вышла она замуж или нет.

Он болезненно поморщился, словно она задела за живое.

— Я одно могу сказать, если бы она не вышла замуж за моего брата, я бы попробовал вернуть ее.

Эстер лихорадочно соображала. Что бы ни случилось, они не должны встретиться. Питер и Сара создали семью, и ее нужно сохранить любой ценой, иначе ничто уже не будет сдерживать чувство Питера к Энн-Олимпии, и тогда быть беде! Нет! Прежде, чем что-то предпринять, надо хорошенько все обдумать.

— Ты иди на кухню, а то еле на ногах держишься. У меня в кладовке много всего, бери, что хочешь.

Эстер принесла ему хлеба, холодной картошки, отрезала большой кусок говядины. Он жадно и торопливо ел. Глотал, не пережевывая, давился… Она согрела ему воду, принесла корыто, которым пользовались слуги для горячих ванн, рассказала все домашние и деревенские новости. Часть, в которой служил Уильям, последние три года постоянно меняла дислокацию. За это время Уильям не получил ни одного письма. Эстер все говорила и говорила, а Уильям ел и ел, она уж начала подумывать, что он никогда не остановится. Но вот, доев ко всему прочему еще и яблочный пирог и опрокинув три литровых кружки пива, Уильям, наконец, блаженно откинулся на спинку стула. Эстер села рядом.

— И что же ты собираешься делать дальше? Не думал еще?

— Думал, отчего же. У меня один путь, правда, ничего не выйдет, если ты мне не поможешь, мама.

— Я сделаю все, что смогу. Деньги у меня есть. Только скажи, чем ты хочешь заняться?

— Деньги здесь ни при чем. Мое обучение ювелирному ремеслу было прервано, теперь я хочу, чтобы ты разрешила мне закончить его в твоей мастерской.

— Но это невозможно. Ты не можешь начать именно с того места, где бросил. Сколько лет прошло! Тебе нужно начинать все сначала.

— Зачем все сначала? У Джосса тоже был перерыв, когда умер его первый мастер.

— Но это разные вещи. Подмастерье ведь не виноват, что его хозяин умер.

— А я что, виноват в том, что меня напоили да обрили? Будем считать, что у нас с Джоссом одинаковая ситуация. Ричард все равно не согласится взять меня к себе, так что на тебя одна надежда.

Его голос дрогнул, на глаза навернулись слезы, лицо исказила страшная гримаса. Уильям в отчаянии ударил кулаком по столу и простонал:

— Ради Бога, не прогоняй меня! Дай мне шанс, я столько лет мечтал об этом! Я жил этой мыслью, смотри, я берег свои руки.

Уильям протянул к ней свои руки, повернул ладонями вверх и широко растопырил пальцы, так широко, что они задрожали.

— Я тебя умоляю, дай мне последний шанс! Дай мне попробовать их в деле. Ведь это же мое призвание. Я не смогу без этого жить.

Эстер поднялась со своего места, подошла к Уильяму и прижала его голову к своей груди. Он порывисто обхватил ее руками за талию, плечи его задрожали. Сказалось физическое и психическое переутомление последних дней. Усталость брала свое.

— Я помогу тебе, но ты должен будешь многим поступиться, многим пожертвовать.

— Как скажешь!

Эстер отступила назад, нежно провела по его небритому лицу руками и посмотрела прямо в глаза.

— Это значит, что о твоем приезде больше никто не узнает. Мы не будем видеться, ты будешь жить отдельно.

Уильям все понял.

— Значит, если я объявлюсь, Сара бросит Питера и вернется ко мне, — задумчиво произнес он.

— Не знаю, но мы не можем так рисковать. Слишком многое поставлено на карту. Ну что, согласен?

Уильям потянулся за костылями, потом с трудом встал, вытянулся и кивнул.

— Я согласен. Могу я тебя видеть хоть иногда?

— Каким образом? Тебе нельзя здесь появляться, письма я твои прочесть не смогу. И вообще опасно, если ты будешь где-нибудь поблизости, нас могут увидеть вместе. Лондон подчас напоминает большую деревню, слухи быстро расходятся, а я уверена, что многие там тебя еще хорошо помнят. Нет, боюсь, должно пройти еще несколько лет, прежде чем ты снова сюда приедешь. — Эстер вздохнула и начала приводить Уильяма в порядок.

— А ну-ка, давай сюда свои лохмотья, я их потом сожгу. Вода уже горячая. Вот мыло. Сейчас схожу за полотенцем.

Когда Эстер вернулась, Уильям уже залез в корыто и намылился. Она повесила полотенце на спинку стула и снова поднялась наверх, только на этот раз в комнату, где хранилась старая одежда. Эстер подошла к шкафу, стала на колени и открыла нижний ящик. Так получилось, что она так и не выбросила старые вещи Джона. Сейчас они оказались очень кстати. Эстер достала чистый сюртук, брюки, жилет. Одежда от давности так слежалась, словно побывала под прессом. Все остальное, рубашку, носки и нижнее белье она нашла в другом ящике. Обуви от Джона никакой не осталось, но это и не важно, все равно у Уильяма нога на два размера больше. К счастью, пару дней назад Питер забыл у нее на крыльце свои ботинки для верховой езды. Они подойдут. Хотя Эстер и хотела, чтобы Уильям ушел как можно скорее, но не выгонять же его на улицу на ночь глядя! Эстер захватила халат и белье для Уильяма и вышла. Все это она аккуратной стопочкой сложила у себя в спальне. Потом подумала, что неплохо было бы привести в порядок лицо Уильяма. Эстер покопалась в ящичке швейной машинки и нашла старую бритву Джона, которой она распарывала швы, правда, придется ее немного подточить.

Пока Уильям одевался и брился, с удовольствием поглаживая рукой чистый подбородок и щеки, Эстер вылила воду из корыта. Потом она повела Уильяма наверх в спальню.

— Ложись вот сюда, — она кивнула в сторону своей кровати. — А я устроюсь на кушетке. Завтра весь день просидишь в комнате, никуда не выходи. Я слуг предупрежу, чтобы сюда не входили. А теперь все, укладывайся спать. Я попозже приду, надо внизу убрать, чтобы никто не догадался, что ты был здесь.

Когда она вернулась, Уильям уже крепко спал. Эстер разделась и легла на кушетку. Сон не заставил себя долго ждать. Среди ночи она проснулась, — это Уильям как-то неудачно повернулся на спину и захрапел: Этого еще не хватало, подумала Эстер. Слуги вмиг догадаются, что в ее комнате мужчина, потому